Эльмира Нетесова - Эльмира Нетесова Мгновенья вечности

— По-моему, к ним частенько Анискин заглядывает. Отоваривается с каждой получки. Дочка у них хорошая. Приветливая, умелая, а какая чистюля! — вспомнил человек.

Яшка сделал вид, что не расслышал. Отвернулся. Но от памяти никуда не денешься. Вот так и вспомнился морозный январский день позапрошлого года, когда весь поселок готовился к Рождеству Христову. В каждом доме суета поднялась.

А вечером собралась молодежь на коляды, по улицам ряженые пошли в вывернутых шубах, в цветастых платках, все раскрашенные до неузнаваемости. Они пели здравицы, желали здоровья людям. Плясали, осыпая зерном встречных и хозяев домов, куда приходили, благополучия, удач, прибавленья в семье желали.

Не обошли ряженые и Терехиных. Всю прихожую и кухню зерном засыпали. И только проводили их хозяева, телефон закричал, с фермы звонили:

— Выручайте! Бандиты нагрянули!

Терехины, прихватив оперативников, тут же в «оперативку» вскочили, скорее на ферму заспешили. Кто-то под шумок вздумал поживиться, решили все.

Подъезжая, и впрямь, толпу увидели. Хозяева фермы со страху все огни погасили в доме. А ночь выдалась темная, глухая.

Сотрудники милиции не решились подъезжать вплотную, опасались, что по ним в упор начнут стрелять. И скомандовали на расстоянии:

— Ложись!

Каково же было удивление милиции, когда люди стали плясать, они с песнями пошли к «оперативке», хохотали, кувыркались в сугробах, кто-то сыпанул в машину пригоршню овса.

Когда водитель включил фары, все увидели толпу ряженых Они пришли поздравить фермеров с наступающим Рождеством. А их не пустили, испугались, приняли за бандитов. Когда все выяснилось, и хозяева увидели, кто к ним пожаловал, открыли ворота нараспашку, вместе с ряжеными веселились, извинялись перед работниками милиции за недоразумение.

А вскоре фермерскую дочь сосватали. Но не захотели молодые в поселке жить. Построили дом рядом с отцовским. Теперь в нем двое детей растут. Зять трудяга оказался. Сам на тракторе и на комбайне управляется, в его руках техника работает безотказно, без простоев.

Двое сыновей Тарасенко тоже невесток в дом привели. Эти со стадом управляются. Их день от зари до зари. Не знали они отдыха. Зато и жили безбедно. Только в прошлом году три новехонькие машины купили. Никто уезжать отсюда не собирается. Куда там! Хозяин фермы уже своего брата с Украины зовет. Пусть и он приживется на новом месте. Все ж шестеро детей у человека! Хватит ему купаться в бедах и нищете. Здесь, коль руки у мужика на месте, не пропадет. Таких бы переселенцев побольше.

Глядя на Тарасенко, взяла кусок земли семья казахских переселенцев. А летом засыпала торговые прилавки помидорами, огурцами, перцем, луком, зеленью. Даже в Смоленск возили продавать свое. И деньги получили неплохие.

Конечно, всю весну и лето пропадали на полях от стара до мала. Никто домой не спешил. Даже маленькая девчонка знала, надо прополоть и полить свою грядку, иначе взрослые будут недовольны.

Терехины знали, что большая половина поселковых живет со своих участков. Какой бы ни был доход семьи, огороды всегда были подспорьем. И люди до осени ковырялись на участках, на дачах, возле домов, уезжали в деревни помочь родителям на огородах.

Но были в поселке и другие люди. Они нигде не работали, у них не было огородов. Зато каждый день пили, дрались и ругались, от них не стало житья никому. Жили они в ветхих домах, в бараках, куда войти было страшно.

Тараканы, мыши, клопы роились здесь полчищами. Обитатели этих трущоб привыкли к ним, называли своими спутниками, постояльцами и даже не думали от них избавляться. О ремонте, уборке жилья здесь никто не помышлял и не вспоминал. В этих жалких хибарах было грязнее, чем на улице. Тут смеялись лишь, когда появлялась выпивка, и плакали, когда ее не было.

Мужчины и женщины, все на одно лицо. С тою лишь разницей, что кто-то еще держался на ногах, чтоб сходить в магазин за водкой, другие передвигались ползком, либо валялись по углам тихо, почти не шевелясь, этим уже все было безразлично и оживали лишь, когда кто-то, сжалившись, подавал глоток хмельного. Другое давно их не тревожило. Все человеческие инстинкты давно подавлены и пропиты.

Для чего живут? Этим вопросом никто не мучился.

— Живем, а что делать, если смерть набухавшись, уползла от нас, завещала мучиться дальше. А разве нам легко вот так страдать? На кружку пива ни у кого не выклянчишь? Глотка вина не дают! Как можно жить серед такого люду? — сетовали обитатели хижин, когда здесь с проверкой появлялась милиция. Ее сотрудников здесь не любили. Случалось, забирали они алкашей и везли в вытрезвитель, чтоб привести людей в чувство, встряхнуть их, заставить жить и работать по-человечьи. Но как? Истощенные, отвыкшие от работы мужики, не могли удержать в руках ни метлу, ни лопату. Женщины давно забыли, как моются полы, вытирается пыль. Они удивленно озирались по сторонам, спрашивая друг друга: