Фабио Джеда - И в море водятся крокодилы

Мы некоторое время шли по улицам, потом мужчина остановился и приказал нам подождать, пока он пойдет договариваться. Он не сказал ни куда, ни с кем. Я присел на ограду и принялся считать проезжающие машины (только покрашенные), а мама замерла рядом не шевелясь, словно в бурке никого не было. Рядом что-то жарили. Радио передавало новости: сообщили, что в Бамиане пропала без вести уйма людей и что в каком-то доме нашли много трупов. Мимо нас прошел старик, воздев руки к небу и крича ходайа хаир — он просил у Бога милосердия. Мне хотелось есть, но я не просил еды. Мне хотелось пить, но я не просил воды.

Мужчина вернулся, улыбаясь, вместе с каким-то человеком.

— Сегодня вам везет, — сказал он, — это Шаукат, он доставит вас в Пакистан на своем грузовике.

— Салям, ага Шаукат, — сказала мама. — Спасибо.

Пакистанец Шаукат промолчал.

— Выезжаете прямо сейчас, — произнес мужчина. — До скорого!

— Спасибо за все, — поблагодарила мама.

— Я с радостью вам помог.

— Сообщи моей сестре, что все прошло гладко, пусть она не беспокоится.

— Хорошо. Удачи, маленький Энайат. Ба омиди дидар.

Он обнял меня и поцеловал в лоб. Я улыбнулся, как бы говоря: «Ну, конечно, скоро увидимся, будь здоров». А потом подумал, что «удачи» и «до скорого» не слишком-то сочетаются: зачем нужна удача, если скоро увидимся?

Мужчина ушел. Пакистанец Шаукат махнул рукой, давая знак следовать за ним. Грузовик стоял в пыльном дворе, огороженном металлической сеткой. В кузове лежали десятки, наверное, даже сотни деревянных столбов. Приглядевшись с близкого расстояния, я понял, что это фонарные столбы.

— Зачем ты перевозишь фонарные столбы?

Пакистанец Шаукат промолчал.

Ответ на свой вопрос я получил позднее. Из Пакистана приезжали в Афганистан воровать — красть все, что только можно украсть. Фонарные столбы, например. Приезжали на грузовиках, валили столбы на землю и перевозили за границу, чтобы использовать самим или перепродать, вот так. Но тогда для нас было важно только то, что у нас появилась хорошая попутка, вернее, даже не хорошая, а великолепная, потому что пакистанские грузовики на границе проверяют реже.

Поездка была долгой, даже не описать, насколько долгой: часы среди гор, тряска, камни, тряска, шатры, маленькие базары и опять тряска. Облака. В какой-то момент — уже в темноте — пакистанец Шаукат остановился поесть; вышел он один, нам лучше не высовываться. На всякий случай, сказал он. Шаукат принес нам какие-то мясные объедки, и мы снова тронулись в путь, ветер свистел в окне, стекло опущено на два пальца, чтобы пропускать хоть сколько-то воздуха, но как можно меньше пыли. Обозревая пейзаж по сторонам от машины я, помнится, думал об отце: он тоже водил грузовик.

Но у него все было по-другому. Ему пришлось.

Отца я так и буду называть — «отец». Даже если его уже нет. Потому что его уже нет. И я расскажу его историю, хотя могу ее рассказать только так, как рассказывали ее мне, поэтому я не очень-то в нее верю. Суть в том, что пуштуны заставили его — и не только его, но и многих других хазарейских мужчин из нашей провинции — ездить в Иран и обратно на грузовиках и закупать товары для их магазинов: одеяла, ткани или какие-то тонкие матрасы из губки, непонятно зачем нужные. Дело в том, что жители Ирана — шииты, как и мы, хазара, а пуштуны — сунниты, а отношения между братьями по вере, как известно, лучше; к тому же пуштуны не говорят на персидском языке, а мы его немного понимаем.

Чтобы принудить отца, они сказали ему: если ты не поедешь в Иран за товаром для нас, мы убьем твою семью; если ты сбежишь с товаром, мы убьем твою семью; если по прибытии окажется, что чего-то не хватает или товар испорчен, мы убьем твою семью; если ты попытаешься нас обмануть, мы убьем твою семью. В общем, если что-то пойдет не так, мы убьем твою семью. По-моему, это не лучший способ вести дела.

Мне было лет шесть, когда мой отец погиб.

Вроде бы в горах шайка бандитов напала на его грузовик, и отца убили. Когда пуштуны узнали, что на грузовик моего отца напали и похитили весь товар, они пришли к моим родным и сказали, что он остался им должен, что их товар пропал и теперь мы должны возместить его стоимость.

Сначала они пошли к моему дяде, брату отца. Они сказали ему, что теперь он отвечает за все и должен компенсировать им убытки. Мой дядя какое-то время пытался решить эту проблему, разделить поля или продать их, но у него ничего не вышло. А потом однажды он заявил, что у него не получается возместить убытки и вообще это не его дело, ведь у него своя семья, о которой нужно заботиться — и это, кстати, была чистая правда, — а потому он не в состоянии взять на себя такие обязательства.