Давид Фонкинос: Леннон

Позже мне стало известно, что ее забрала Армия спасения. Она была плодом греха. Ей дали другую фамилию — заметали следы. И все, привет горячий. Жизнь человека ничего не значила. Когда я узнал правду, стал ее разыскивать. Напечатал в газетах обращение, и у меня появились миллионы сестер. Все хотели быть моими сестрами, включая мужчин. Но моя настоящая, моя кровная сестра так и не объявилась. Я даже не знаю, знает ли эта женщина, что я — ее брат. [4] Эту женщину зовут Ингрид Педерсен, и она знала, что Джон Леннон ее разыскивает. Но, не желая обижать свою приемную мать, она отказалась с ним встречаться. Когда она наконец захотела познакомиться с братом, было уже поздно — Джон Леннон погиб.

Как в этой ситуации повел себя мой отец? Его поставили перед свершившимся фактом. Обнаружив, что мать беременна, он страшно расстроился. И снова ушел в море. Где еще топить свое горе, как не в океане? После родов, после того как малышку забрали, он как ни в чем не бывало вернулся на свое место. Он простил. Все, точка. Мать могла делать что ей заблагорассудится, хоть спать с двумя поляками сразу, он повел бы себя точно так же. Хотя нет… Пожалуй, он все-таки немного понервничал. Просто он слишком сильно ее любил, чтобы молча проглотить обиду. Наверняка он на нее орал. Но мать, подозреваю, орала еще громче. Обвиняла во всем его. Он ее практически бросил, так что же удивляться, что ее потянуло к кому-то другому. Отцу было нечего ответить — этот спор таил для него опасности. Мать всегда умела вывернуть любую ситуацию в свою пользу. Хотя в глубине души я уверен: она мечтала, чтобы он разъярился, начал крушить все вокруг. Она не хотела, чтобы он ее прощал. Лучше бы показал себя мужиком. А так… Его готовность смириться со случившимся только усугубляла проблему. Что еще ей надо было выкинуть, чтобы он понял, что между ними все кончено?

Прошло несколько месяцев, и, поскольку ничего не изменилось, история повторилась. Мать оставляла меня у Мими и уходила танцевать. Не похоже, чтобы она слишком переживала из-за того, что произошло. Она познакомилась с другим человеком. Простым парнем. Не слишком общительным. Обыкновенным. Из тех, кто производит впечатление, что уж он-то твердо стоит на земле двумя ногами. Он тоже влюбился в нее без памяти. Когда она погибла — погибла ужасно, — он так и не оправился. Честно говоря, не знаю, как я к нему относился. По-разному. Он мог быть симпатягой, а мог и полным мудилой. Как все мужики. Но будь он даже гением, это ничего не изменило бы во мне, не растворило бы копившуюся в моей душе ненависть, потому что именно он меня окончательно вытеснил. Хотя нет, надо признаться себе, что она сама так решила. Я должен раз и навсегда принять как данность, что ответственность за то, что она меня бросила, лежит на ней.

К тому времени, когда она познакомилась с этим человеком, от отца давно не было вестей. Он где-то болтался и, наверное, чувствовал себя ничтожеством, потому что не мог прислать нам хоть сколько-нибудь денег. Впрочем, не знаю. Может, все было совсем не так. Может, он, наоборот, пел, таскался за юбками и вообще наслаждался жизнью. И плевать на нас хотел с высокой колокольни. Отец, появляясь у нас после года отсутствия, умел сделать вид, что страшно страдал в разлуке. Я даже уверен, что, рассказывая, как ему было плохо, он сам в это свято верил. Искренность на миг — в ней проявлялся его актерский талант. Миг, которого больше не существует, но который был истиной, пока длилась его микроскопическая вечность. В общем, мать уже поставила на нем крест. Ей больше не нужны были любовники и приключения. Она искала любви. И нашла Дайкинса. Он появился в ее жизни в подходящий момент. Да, он возник ровно в то время, когда ей окончательно опротивел ее призрачный брак. Ей хотелось прочного положения, и Дайкинс его обеспечил.

Они переехали в крошечную однокомнатную квартирку — настоящую крысиную нору. Но любовь поначалу не обращает внимания на окружающую обстановку. Первое время вы просто смотрите друг другу в глаза, и этого достаточно. Лишь потом декорации начинают привлекать ваше внимание; незаметно подступает усталость, и вы вспоминаете, что мир существует. Их халупа была типичным раем в шалаше, но поскольку там имелся еще и я, это сильно осложняло романтику мифа. Они день и ночь целовались и обнимались, даже не задумываясь, сплю я или нет. Должно быть, мне было очень худо, потому что я превратился в несносного ребенка. Я хотел спать с ними, а не на коврике возле их кровати. Представляю, как это бесило Дайкинса — сопляк, который все время крутится под ногами, да еще и чужой сопляк. Живое свидетельство прошлой жизни. Надо полагать, он громко выражал свое недовольство. И в конце концов добился своего. Хотя я цепляюсь за надежду, что мать на самом деле хотела оставить меня при себе. Я цепляюсь за это с упорством несчастного существа, в которое превращаюсь всякий раз, когда пытаюсь отыскать микроскопические доказательства материнской любви.