Давид Фонкинос - Леннон

В первом зале стояла стремянка, а наверху была прикреплена лупа. Поднявшись, ты мог найти и прочитать некое слово. Я вскарабкался наверх, опасаясь обнаружить что-то неприятное, циничное, но слово оказалось «ДА». Просто слово «да». Я испытал неимоверное облегчение. Может, это глупо, но всего одно слово произвело на меня невероятно сильное впечатление. Как будто вокруг меня образовалось облако позитива. Так началась история с Йоко — со слова «да». Это лучшее «да» в моей жизни.

Мы прошлись и осмотрели выставку. Она держала меня за руку и старалась объяснить, что хотела сказать своими работами. Некоторые из них мне понравились, другие — меньше. Я переживал очень странные минуты. Мне вдруг показалось, что я пробудился от своей спячки. У меня сложилось определенное мнение о ее творчестве, я на него реагировал. Период бесчувствия подошел к концу. Впрочем, каждая деталь того дня осталась впечатанной в мою память. Я переживал настоящее, уже зная, что оно навсегда войдет в пантеон моих воспоминаний. Йоко буквально фонтанировала идеями. Я немедленно проникся уважением к ней как к художнице. Она рассказывала о своих будущих проектах, например о выставке коробок с улыбками или об инсталляции, составленной из половинок предметов. Я не видел в ней женщину, мало того, не находил ее даже привлекательной. Я полюбил ее за ум и талант, и поэтому она стала для меня красавицей.

Я заметил кучку гвоздей, которые можно было вбить в стену. Протянул руку за одним, но она меня удержала. Нельзя ничего трогать до вернисажа. Потом она все-таки предложила мне вбить один гвоздь за пять шиллингов. Я ответил, что готов вбить воображаемый гвоздь за… воображаемые пять шиллингов. Она засмеялась, и я засмеялся вместе с ней. Меня сразу пленило ее чувство юмора. Ее способность выворачивать реальность наизнанку. Я видел массу мелочей, созвучных моему восприятию жизни. Я был не так уж далек от мира Льюиса Кэрролла. Мы еще посмеялись — тем смехом, что свидетельствует не о смущении, а о взаимопонимании. В тот момент я не смог бы с точностью определить, что происходит, обнаружить признаки приближавшегося эмоционального потрясения, но я прекрасно чувствовал, что происходит нечто из ряда вон выходящее.

Я собирался уходить, но Йоко не выпускала мою руку Ей хотелось продолжить разговор, тогда как меня охватило желание побыть одному и переварить увиденное. Я быстрым шагом направился к своей машине. Шофер долго возил меня по городу. Я впервые встретил такую женщину. Во время осмотра выставки она дала мне карточку, на которой было написано: «Дыши». На протяжении последующих месяцев я каждый день получал от нее новое указание. Некоторые из них раздражали меня, другие забавляли, но ощущение, испытанное в день знакомства, оставалось неизменным: в моем отношении к Йоко возможно все, кроме равнодушия.

Поначалу я думал о ней пару минут в день. Затем она постепенно начала отгрызать себе все больше пространства в моих мыслях, пока не оккупировала мое сознание целиком. И не всегда это было приятно. Порой она меня даже утомляла. Являлась ко мне, докучала разговорами, а уходя, нарочно забывала на столе кольцо, чтобы иметь повод вернуться. Ей не хотелось разрывать образовавшуюся между нами связь. Хотелось, чтобы я дал денег на ее будущую выставку. Я так и собирался поступить, и, возможно, наши отношения не вышли бы за рамки профессиональных. Я не пытался анализировать происходящее. Как ни странно, подтолкнула меня к этому Синтия. Она сказала, что я влюбился в Йоко. Помню, эти ее слова меня сильно удивили. Своей абсурдностью? Или прозорливостью? Неужели женщины и в самом деле наделены интуицией, позволяющей немедленно опознать ту, что приходит им на смену? Или Синтия знала меня лучше, чем я полагал? Ей, конечно, было известно, что всю свою жизнь я нуждался в сильных личностях. В людях, которые могли бы взять на себя роль моих отца с матерью. В Йоко она углядела эту способность подчинить меня, стать для меня новой матерью. Что касается отца, то должен признаться, что наши отношения с Брайаном совершенно разладились. Его аура развеялась. Он стоял на пороге гибели, и вскоре мне предстояло заняться поиском нового властителя моих мыслей. Им стал Махариши.

Джордж уже давно не давал нам покоя разговорами об Индии. Он выучился играть на ситаре и даже сыграл на этом инструменте в одной из вещей на Sgt. Pepper. Именно он первым заговорил о Махариши — гуру, открывшем в Великобритании несколько центров медитации. И рассказал, что собирается к нему в Бангор, в Уэльс. Мы решили поехать с ним. Мы все еще ощущали потребность быть вместе, принадлежность к группе давала нам чувство защищенности. Туда же намеревался отправиться Мик Джаггер, а с ним еще куча народу. Слухи распространяются быстро, и на вокзальном перроне скопилась возбужденная толпа. Какой-то полицейский принял Синтию за одну из группиз и не позволил ей пройти. Она присоединилась ко мне только на следующий день. Я тогда подумал, что нам вечно суждено жить в безумии. Мы искали покоя, но неизбежно устраивали вокруг себя бучу.