Олег Тарасов - Боги войны в атаку не ходят (сборник)

Григорьев не знал, что и думать, мысли его, абсолютно обычные, по-человечески рассудительные, к тому же занятые совсем другим, не поспевали за фалолеевской исповедью. Однако ж, тот из обороны подался в наступление.

— Ты не думал, каково Рите одной в кровати спать? Она, может, каждую ночь ложится и до бреда, до опупения страдает: «Где мой ненаглядный сокол Олег Михайлович? Я его люблю, а он… под боком у другой!» Или ты одариваешь её периодически таким счастьем? Надюше что сочиняешь, какие сказки? Её до правды просветить требуется, как в тихом омуте такие черти завелись? Фамилия, кстати, чья у Егорки?

— Надюша знает! — резко отрубил Григорьев. — С этой стороны не возьмёшь!

— Вот как… — протянул Фалолеев, не в силах скрыть разочарование. — Полюбовный гарем… У тебя, может, и третья где бабёнка в запасе?.. Ну, да ладно, собственник, теперь о прозе: как бы там ни было, не тебе решать! Я за Риту зубами ухвачусь! Вот этими побитыми, вставными зубами — но намертво!

Внутри Григорьева всё заклокотало от неслыханной наглости, он без колебаний пустил в ход самую серьёзную угрозу.

— И ты намотай на ус: не угомонишься — найду Андрея и будет тебе добавка!

— Андреем, значит, решил напугать? Ха-ха! — Фалолеев не вздрогнул от имени Андрея, не напрягся. — А я его видел два дня назад! Как тебе это? — Фалолеев смотрел чёртом, которому всё нипочём. — И единственным глазом своим я его здоровую пару зрачков пересмотрел! Придавил! И знаешь, почему?! Мне терять нечего! Я готовый покойник! Потому что я без любви жить не смогу, мне Ритин отказ — путёвка на кладбище! А ему я что? Деньги вернул, Кент со мной от души постарался… Так что остались мы с тобой опять один на один, как я понимаю, на прежних позициях…

— На прежних! И ступай-ка прочь из моего дома! Навсегда!

Фалолеев молча встал из-за стола, вышел в коридор. Григорьев в ожидании смотрел, как тот снял с крючка длинную пластмассовую ложку, по очереди подсунул в подпятники китайских кроссовок. Обратно вешать ложку Фалолеев не стал, с нехорошей ухмылкой протянул её Григорьеву:

— Говоришь, очень друг друга любите? Не слышал от Риты и слова про вашу любовь.

Он вышел за дверь, повернулся.

— Учти, самый опасный человек — раздетый до нитки.

— Так ведь потянуло Антошку на чужую ложку! — холодный григорьевский взгляд, как ни странно, выражал полную готовность к такому предупреждению. — Посмотришь ещё, и я каков!

Не желая больше разговора, Григорьев рванул к себе гулкую железную дверь и нарочно с шумом повернул ключ. Отгородившись от ненавистного гостя, он поторопился на кухню, дрожащими руками вплеснуть в себя водки — один стакан, другой. И, обхватив голову руками, покачиваясь телом в стороны, будто при зубной боли, негромко застонал…

Обложил, гадина Фалолеев, по всем направлениям обложил: к Рите подлез ближе некуда, видишь ли, любовью ихней заинтересовался! Егорке, кровиночке родной, отцом готов стать. Да Боже упаси! Надюша ни сном ни духом о его семействе левом, так этот дьявол неугомонный и через неё замыслил прижать! Хорошо, наврал, чтобы лишний козырь из рук выбить, а ну как всё равно сунется сообщить?

Нет, к чёрту всю боязнь греха, к чёрту милосердие и туда же выбор женщины! Какой может быть женский выбор, когда рядом нормальный, с головой, мужик?! Кто, в конце концов, за всё отвечает?! Как хотите, а он поборется за своего Егорчика! Руки прочь от его родного сына, тем более такие паскудные руки! И за свою Риту он поборется! Устроит врагу шквальный артобстрел с закрытых позиций! Получат загребущие руки в десяточку, в яблочко!

Трубку телефона Григорьев брезгливо перебирал пальцами, словно держал холодную скользкую змею.

— Андрей, — он взялся говорить неуверенно, с паузами, — я слышал… Фалолеев… с деньгами ещё кого-то кинул? — пока доносился смех всё понявшего торговца водкой, хрипло прокашлялся. — Подскажи.

О Фалолееве без всякого преуменьшения можно было сказать — раздет, обобран до нитки во всём, что на этом свете имеет для человека даже малую значимость, не говоря уже про здоровье, душевное тепло, жильё, деньги и завтрашний день. Но он продолжал с остервенелым напряжением загадывать себе светлое будущее: «Согласится Рита, примет! А уж я для её счастья землю взрою, всё переверну! И ладно, что глаз, нога — мозги-то математические ещё при мне!»

Ничем не обоснованный оптимизм махрового неудачника окружающих раздражал вдвойне. Такой страдалец всякому лишь в обузу, ибо люди даже весьма приличные от своих проблем день-деньской отбиваются, отбиваются и отбиться не могут. А тут какой-то полураздавленный червяк в хрустальные небеса курс прокладывает, о каких-то счастливых переменах мечтает…