Олег Тарасов - Боги войны в атаку не ходят (сборник)

Два сцепщика в оранжевых безрукавках, сидевших тут же, словно два облитых грязным машинным маслом цыпленка, в упор смотрели на переселенца.

— Да что ж вы, мужики, издеваетесь?! — вскипятился Симкин. — Жена моя с ума сойдёт из-за ваших маневров, подумает, увозят куда-то! Вам же дешевле тепловоз не гонять туда-сюда, — с укоризной покачал он головой, — и мне спокойнее — вы все вещи поваляете рывками. Кому этот вагон сейчас нужен — Новый год на носу!

— Знает твоя жена, предупредили! — без всякого желания оправдаться проворчал машинист. И, заполучив мзду, не спеша тронул симкинский вагон к прежнему месту.

— А ты, небось, думал, тебя тут с распростертыми руками встретят? — вдруг подал голос молодой сцепщик и глянул на Симкина вызывающе, — с поцелуями! Оркестром?! — он резко поднялся, и сидушка откидного стульчика хлобыстнула по стене.

Парень подошёл прямо к Симкину, зачвыкал языком, явно намереваясь плюнуть тому под ноги.

— Сам будешь вытирать! — упредил его машинист, и парень передумал, молча сглотнул слюну. Тогда стал покачиваться на худых ногах и вертеть с хрустом кулаки. Казалось, ещё миг и ударит, но он просто ткнул рукой в тыл Симкину.

— Вон целый вагон шмотками забит! Всю жизнь прожил там припеваючи, а когда припекло, об России вспомнил?

— Не надо мне оркестра, парень, — устало сказал Симкин, лишний раз поняв, что старый мир с его добрыми патриархальными обитателями канул в небытие, — я думал, просто по-человечески будет. Ведь я же вам плачу.

— Ты железной дороге платишь! — парировал обидчивый сцепщик. — А нам от неё крохи! Ни пожрать, ни подавиться!

Симкин промолчал, всё равно этот молодой не поймёт, что деньги переселенца тоже нелегким трудом заработаны. Только лишний повод тому взорваться.

— Отсюда, что ль, родом? — разряжая обстановку, вмешался пожилой сцепщик с густыми, седеющими усами. Симкин с благодарностью взглянул тому в печальные глаза, пояснил:

— Из Ярославской области я.

— Чего в родные места не возвращаешься?

— Нет уже той деревни, где родился.

— Небось, как ты — все поразбежались, вот и нет деревни! — съязвил молодой.

— Я же не виноват, что меня после института в Узбекистан послали, — словно оправдываясь, ответил Симкин. — Советская власть послала.

— И кем ты там был? — вновь спросил сцепщик постарше.

— Главным инженером комбината.

— То-то и видно. Наворовал от души — металл тут, кирпич, — никак не мог угомониться парень, недобро сверкая глазами, — мне за всю жизнь столько не заработать! Живу от получки до получки, а зубы на полке отдыхают!

— Почему же наворовал? Я все оплачивал. У меня заработок хороший был. Я и почетный рационализатор на комбинате… был…

— Вот что, рационализатор, гони нам на лапу штуку, а не то вообще вагона не найдешь! Верно, Маркелыч? — парень обернулся за поддержкой к машинисту. Тот охотно поддакнул.

— Ребята, что же вы делаете?! — Симкин поднёс к груди огрубевшие за трудную дорогу руки, взмолился: — Ведь я же русский, как вы! Там — обворовали! Сюда приехал — вы последние деньги тянете! Мне, что, сейчас карманы вывернуть — и в петлю?!

— Слышь? — молодой сцепщик толкнул локтем машиниста, — это его-то обобрали! Барахла на целую деревню! Даже скотину припёр!

— У меня две дочки на выданье. Работы нам сейчас не найти — мы чужие. Что вы, понять не можете?

— Нету сейчас понимающих, — равнодушно, без сочувствия вздохнул машинист, — сейчас одни желающие… на карман поиметь.

Симкин протянул машинисту деньги и, не глядя в глаза, сказал:

— Только вагон больше никуда не гоняйте.

Вагон отцепили на старом месте. Симкин резво запрыгнул в него и крикнул:

— Тоня!

У жены уже не было сил причитать, едва раскрылась дверь, она повисла на плечах мужа и затряслась от рыданий. Сцепщик постарше угрюмо посмотрел на них и молча полез в тепловоз.

Обошлись ещё двумя ходками, пока из вагона вынесли всё. Давно стемнело. Симкин последний раз заглянул в теплушку, посветил фонариком, осмотрел голые полы и уже собрался сесть в машину, как к нему из темноты вынырнуло оранжевое пятно.

— На, мужик, мою долю, — пожилой сцепщик протянул Симкину деньги, — на чужом горе не наживешься, я-то знаю. А на младшего, задиристого, не обижайся. У него месяц, как девка к другому ушла, к ларёчнику. Надоело, говорит, в одном платье ходить. Вот он и злой на весь мир.

— Нет на нас беды общей, — посетовал Симкин, с какой-то неловкостью беря свои деньги обратно, — чтоб друг за дружку стали крепче держаться…