Питер Хёг - Условно пригодные

В интернате Химмельбьергхус и в «Сухой корке», в кабинете, где нас тестировали, были особые психологические часы, большие, похожие на те, которые использовались во время футбольных матчей, их включали, когда начинался тест, и поворачивали в сторону, так что только психологу был виден циферблат. У Хессен были наручные часы с секундомером, я это не сразу заметил. Она могла почти совсем незаметно включать их и останавливать, проверяя, сколько времени прошло.

В языковом тесте Йепсена давалось две минуты на то, чтобы рассказать о какой-нибудь картинке. В стандартизированном тесте по определению навыков чтения про себя норма времени зависела от возраста.

Обо всем этом я и написал ей. Одновременно я попросил ее уничтожить записку, мы по-прежнему писали на одном листке, учитывая все, что там теперь было написано, нам бы не поздоровилось, если бы ее отобрали.

Уровень интеллектуального развития они высчитывали по Бине-Симону. Они начинали с тестов, которые были на ступеньку ниже твоего возраста, и потом спускались вниз, пока ты не оказывался в состоянии выполнить все задания. Потом они шли наверх, пока не доходили до теста, где ты ничего не мог сделать. Таким образом, они высчитывали умственный возраст. У Хессен мой умственный возраст получился 12,9, то есть на год и месяц меньше моего настоящего возраста. Это число делили потом на мой настоящий возраст и умножали на сто. То есть возраст умственного развития, разделенный на мой настоящий возраст и умноженный на сто, равен уровню интеллектуального развития. Мой был чуть больше 92, то есть «средние способности». Результат от 90 до 110 означал средние способности.

Низший показатель, при котором переводили в интернат Химмельбьергхус, был 75. Если уровень интеллектуального развития оказывался ниже 75, но выше 72, то тебя переводили в интернат для умственно отсталых. Если же уровень интеллектуального развития был ниже 72, то ты попадал в разряд слабоумных и оказывался в сумасшедшем доме.

Таким образом, результаты всех тестов сравнивались со временем. И получалось новое число, которое оказывалось мерой ума. Цифрой, полученной в результате измерения, и поэтому довольно объективной. Все, что надо было делать психологу, – это дать ученикам прочитать задания и попросить их ответить на вопросы, записать их ответы на пленку, измерить время, посчитать и найти полученное число в таблицах для оценки. Все ясно и очевидно. То есть результат был, строго говоря, свободен от человеческой неуверенности.

Почти как в естественных науках.

Прошла неделя без писем.

После обеда, когда у нас было свободное время, я спускался в парк и шел к калитке смотреть, как мимо проезжают машины. В некоторых из них сидели дети, направлявшиеся домой со своими родителями. От калитки можно было видеть ту часть флигеля, где жили девочки.

В остальное время я просто сидел в комнате, забившись в угол и выключив свет. Словно зверь в своей клетке, словно лиса.

Я думал об Августе и кухне, хотя теперь его у меня забрали и он не был на моей ответственности. Однажды ночью я подошел к изолятору. Дверь была заперта. За ней была полная тишина. На уроках поговорить с ним было невозможно – за нами все время наблюдали.

От нее пришло письмо. В нем были не ее слова, а точная цитата из теста Бине-Симона, она, должно быть, выучила ее наизусть, когда ей давали этот тест. «Кузнечик, который весело пел все лето, зимой чуть не умер от голода. Тогда он пошел к муравьям, которые жили поблизости, и попросил их одолжить что-нибудь из тех продуктов, которые они запасли к зиме. „Что ты делал летом?" – спросили они. „Я все время пел",- ответил кузнечик. «Ах, вот как, ты пел»,- сказали муравьи.- „Тогда иди теперь потанцуй"».

Внизу она приписала: «В чем мораль?»

Это был такой глубокий вопрос. Значит, она вычислила, что это задание относится к возрастной группе «14 лет» и мне самому его должны были давать. То есть она воспользовалась тем, что я ей написал, и поняла систему тестов Бине-Симона.

Когда мне в свое время давали прочитать эту историю, я чуть было не ответил, что мораль состоит в том, что муравьи не отзывчивы. Однако это совсем не соответствовало другим заданиям. Тогда я попробовал понять Хессен и сказал, что мораль состоит в том, что все надо делать вовремя.

Сказав это, я увидел по ее лицу, что ответил правильно.

Из письма Катарины, хотя это и не было сказано прямо, мне стало ясно, что она тоже чуть было не ответила неправильно. Именно поэтому она послала это задание мне. Она понимала, что мы оба чуть было не ошиблись.