Питер Хёг - Условно пригодные

Я предложил ей поспать в мешке, пока я буду охранять ее. Я так прямо и сказал, чтобы она поняла, что ничего плохого я ей не сделаю. Она легла. А потом попросила меня лечь рядом с ней. Чтобы мы могли согреться. И я так и сделал. Я лег рядом с ней и завязал мешок над нашими плечами. Ночь снаружи была холодной и очень темной. Но нам не было холодно.

Сон на этом заканчивался. Он был совсем коротким. Больше ничего не было. Он все время возвращался, пока я был разлучен с ней. Раньше мне такие сны никогда не снились. С тех пор он никогда меня не покидал. До настоящего момента я о нем никому никогда не рассказывал.

Если бы все было как обычно, то уйти с урока было бы невозможно. Начиная с третьего класса выходить во время урока не разрешалось. Но после появления Августа ситуация несколько изменилась, это повлияло даже на учителей. У нас была математика с Флаэ Билем, я поднял руку и, попросившись в туалет, без всяких проблем получил разрешение.

Вообще-то мне никогда не приходилось во время уроков бывать где-нибудь еще, кроме класса. Здание в это время было незнакомым, оно казалось заброшенным, шаги на лестнице звучали по-другому, их можно было услышать издалека.

Двери, которые вели в коридоры, всегда были закрыты, но на первом этаже дверь оказалась открытой – Катарина была права. С первого этажа три ступеньки вели вниз, в молочный погреб, там стояли холодильники с тем молоком, которое раздавали на большой перемене.

В спортзале никого не было, как она и говорила. Она ждала за снарядами, там была дверца, ведущая в южный двор. Она приоткрыла ее.

В ней чувствовалось беспокойство, сначала мне показалось, что она боится, как бы нас не обнаружили. Но дело было не в этом. Она о чем-то размышляла.

Я спросил ее про молоко и про то, что в зале никого нет,- откуда она это узнала?

Она показала мне лист бумаги, это был такой же лист, что и у Августа, из класса рисования.

– Я списала расписание всех классов,- ответила она.- Это общее расписание для всех учеников.

Она посмотрела через приоткрытую дверь.

– Чья это машина? – спросила она.

Во дворе стоял «лендровер» Фредхоя, «вольво» Биля и несколько машин других учителей. Рядом с красным «маскотом» секретарши стоял серый «таунус», ни у кого из учителей такой машины не было, о ней она и спрашивала меня.

– Сюда выходят окна нашего класса,- сказала она,- он приезжает каждую среду. Я видела его в коридоре вместе с Билем – они идут бок о бок.

У Биля была особая манера ходить: он пропускал всех вперед, учеников далеко вперед, учителей на небольшое расстояние, Флаккедама совсем чуть-чуть. Единственный, с кем он ходил рядом, был Фредхой. И все же они шли не совсем вровень.

– Наверное, это один из инспекторов по предметам из отдела образования,- сказал я.

Иногда они приходили на урок, сидели и слушали, а потом Фредхой упоминал о том, что их, как всегда, порадовал высокий уровень подготовки.

– Он приезжает уже седьмую среду подряд, – сказала она,- я видела, как он выходил из кабинета психологии, он каждый раз встречается и с Билем, и с Хессен.

В это самое мгновение он вышел из южного подъезда. Залез в «таунус» и сразу же уехал, мы видели его только со спины.

Я попытался увернуться от ответа, но она придвинулась ко мне – деваться было некуда.

– Я однажды его видел,- сказал я,- на стадионе Гладсаксе, когда мы побили центральную католическую школу со счетом три – два, я тогда забил решающий гол, это он вручал кубок. Его зовут Баунсбак-Коль. Он начальник Копенгагенского отдела образования. Она молча посмотрела на меня.

– Можно ли открыть машину без ключа?

Сначала я ничего не мог ответить – во рту у меня пересохло. Человек, который не боится задавать такие вопросы, в любой момент может навлечь на себя беду.

– Нет,- ответил я.

Это было неправдой. Машина была «таунус», и в дверном замке и в замке зажигания были пластинки, я сказал «нет», чтобы защитить ее,- это было ради ее же блага.

– Этот новый мальчик, – спросила она, – почему его приняли?

В тот первый раз, когда Августу вернули рисунок, меня в классе не было. Но во второй раз это произошло прямо посреди урока, я заметил, что что-то назревает, и старался держаться поблизости.

Он, должно быть, услышал то, что я ему говорил,- он закрасил фон. Карин Эре протянула ему рисунок, в нижнем левом углу была приклеена одна звездочка, она сказала, что он делает успехи.

Он сделал шаг по направлению к ней.

– Здесь просто немножко больше закрашено, – сказал он,- вот и вся разница.