Василий Аксенов - Рандеву

Именно сюда привел Смеллдищев нашего кумира Леву Малахитова.

Унылое зрелище предстало перед Левой. Вроде бы лунный кратер, но только засыпанный снегом и с торчащими там и сям пучками ржавой арматуры зловещей конфигурации. Новостройки столицы подступили уже довольно близко к этому нехорошему месту, не далее чем в полутора километрах маячили контуры девятиэтажных домов, светились редкие окна чудаков-полуночников и неоновые вывески парикмахерских салонов. Теплый человеческий мир был совсем близко, но здесь ветер выл с такой убедительной жутью, что Лева понял — обратного пути нет.

«Какого черта я согласился на это рандеву, — мелькнула у него отчаянно запоздалая мысль. — Ведь сколько раз давал себе зарок не соглашаться на рандеву такого рода…»

Дама, кажется, не явилась, Юф? — с нервным смешком сказал он. — Ну, раз дамочка отсутствует, можно и по домам, а?

Смеллдищев ничего не ответил. Он стоял под ветром, вытянув в стороны руки, сосредоточенный, как ракета перед стартом.

— Подождем для очистки совести пяток минут и дунем, — сказал Лева, с мнимой бодростью подпрыгивая и хлопая рукавицами. — А то, знаешь, старичина, колотун начинает пробирать.

Смеллдищев поднялся в воздух. Потрясенный Лева смотрел, как «старичина Юф» медленно, но уверенно набирает высоту. Метрах в тридцати от земли Смеллдищев прекратил движение и, растопырив конечности, иоиис над Левой, как вертолет. Это, несомненно, и был сторожевой вертолет, а точнее говоря, наводчик. Ее наводчик.

— Так вот, значит, вы какой, небезызвестный Малахитов, — услышал Лева за своей спиной не лишенный приятности голос. Он резко обернулся и увидел…

На глыбе железобетона сидела Дама. Несмотря на ночную мглу. Лева совершенно отчетливо разглядел все детали этой Дамы, поэтому и мы вынуждены будем здесь подробно описать внешность и туалет этой особы.

Она была довольно солидной. Объемистую грудь прикрывало отменное боа из чернобурки. Одна рука Дамы, сухая и обезображенная склеротическими узлами, была украшена дорогими перстнями и браслетами, другая, похожая на руку штангиста-тяжеловеса, была затянута до плеча в черную перчатку. Живот Дамы был прикрыт тончайшим шифоном, сквозь который просвечивала разнообразнейшая татуировка, начиная с примитивного сердечка, пронзенного стрелой, кончая сложнейшим фрегатом. С плеч торжественными складками ниспадал плащ рытого бархата. У Дамы было тяжелое лицо борца вольного стиля, но на нем красиво выделялись сложенные бантиком пунцовые губки. Волосы были уложены мелкими колечками, а венчала голову фасонистая шляпка, похожая на пропеллер.

— Узнаете, Малахитов? — приветливо-покровительственным тоном спросила Дама.

— Разумеется, узнаю, — дрогнувшим голосом ответил Лева.

— Почему же гнушаетесь? — по-женски волнительно спросила Дама. — Разве я не хороша собой?

Она встала и приблизилась к Леве, припадая на сухую в валенке ногу, но выбрасывая зато другую, оголенную и с розовыми подвязками, канканным движением. Она взмахнула плащом и с окаменевшим внезапно лицом приняла позу могучего атлета. Затем, видимо, не выдержав напряжения, схватилась за бок, охнула, но, быстро взяв себя в руки, многообещающе улыбнулась Леве.

— Почему же гнушаетесь? — нежно пролепетала она.

— Я вовсе вами не гнушаюсь, — пробормотал, запинаясь, Лева, — ни капельки не гнушаюсь.

— Гнушаетесь! — рявкнула Дама, оскалила золотые зубы и вдруг разрыдалась. — Разве вы думаете обо мне, Лев? Разве вы вспомнили обо мне во время матча с канадцами? Почему в своих стихах вы не упоминаете обо мне? Ах, как мне бывает горько, как обидно, когда в ваших скрипичных и саксофонных импровизациях я не нахожу никакого чувства ко мне, а порой, — Дама вдруг грозно нахмурилась, зарокотала с угрозой, — а порой вы даже отталкиваете меня, а ведь я люблю вас искренне… — скользнув мимолетно-лукавым взглядом, Дама приподняла юбочку, как бы поправляя подвязку на здоровой полной ноге, вследствие чего обнажилось бедро, из которого рос извивающийся червячок.

— Почему же, почему, мой друг, либер фройнд, шер а-ми, вы чураетесь своей Дамы?

Она подковыляла еще ближе к Леве, приблизила свое римское, но значительно утяжеленное (если не считать губок) лицо и протянула здоровую руку в черной перчатке:

— Почему?

— Потому что вы Смердящая Дама! — крикнул Лева с содроганием, но и с немалой отвагой.

Он ждал громового выкрика, оглушительного шипения, удара, извержения, чего угодно, но ничего не последовало. Опустив руки, Дама стояла в какой-то беспомощной, чуть ли не обреченной позе, и лишь в лице ее происходили некоторые изменения — медленно расширялись рот и глаза, в них появился желтый свет.