Иван Дроздов - Суд идет

Драгана заметила скептическую мину Павла, и это ей не понравилось; натура мечтательная и восторженная, она легко поддавалась магии чудес и хотела бы слушать дальше рассказы таинственного гостя, и потому кислая улыбка Павла ей показалась неуместной. Повернувшись к Неустроеву, она с явным недовольством и даже раздражением сказала:

— Вы вот не верите в эту… как её… фотонную энергию, а я о ней слышала ещё в университете от ребят с физического факультета. И, пожалуйста, не перебивайте Фёдора.

И повернулась к гостю:

— Рассказывайте дальше. Это очень интересно!

Обиженный Неустроев не сдавался. Затеял спор с Фёдором:

— Подводная лодка, что ли? Так и говорите: подводная лодка, а то развели канитель: летать умеет! Нет таких подводных лодок, чтобы летать умели. Пока нет. Это-то мы знаем.

Фёдор не заметил обидного тона собеседника, спокойно продолжал:

— Одну такую в Советском Союзе построили. У нас в России ещё во время войны с немцами нижегородские корабелы начали строить суда на подводных крыльях — но они на крыльях только плавали, а мы свою посудину научили подниматься в воздух. Корабль строили по личному заданию Сталина. Работы велись в большом секрете. Я надеюсь, что вы побываете у нас в гостях и мы покажем вам своего «Евпатия». «Евпатий Коловрат» — так зовут наш корабль.

Супруги Простаковы — биологи и заведовали на Острове биологической лабораторией, а их друг Павел Неустроев руководил физико-механической лабораторией. Не веря ни единому слову бородатого Мюнхгаузена, как думал о Фёдоре физик Неустроев, он продолжал свои дотошные расспросы и надеялся, что вот-вот посадит его в лужу и докажет Драгане его полную несостоятельность. Интересовался деталями.

— Вы сказали, живёте на корабле. Но, как я понимаю, на кораблях не живут, а служат. И матросы там имеют флотскую форму, а вы, извините…

Фёдор поднял руку:

— Я вам всё объясню, но только не сразу, и не здесь.

Давал понять, что всё тут не так просто, и есть тайна, которую не всякому и доверишь. Оглядел комнату и продолжал тихо, едва слышно:

— Наш крейсер особый. В сущности, если говорить строго, он больше напоминает научный центр, а то и городок — вроде Новосибирского или Обнинского. И, конечно же, на нём живут люди гражданские — ну, те, что когда-то, ещё при Сталине, начинали строить «Евпатия». Управляется же корабль автоматикой и одним дежурным оператором компьютерного центра. Ваш покорный слуга имеет честь быть начальником этого центра.

Павел тут уж откровенно рассмеялся и торжествующе взглянул на Драгану; в его взгляде так и светилась мысль: ну, что я вам говорил? Он начальник центра! Да он сумасшедший, и его надо сдать в полицию. Но Драгана и на этот раз хранила серьёзность и готова была слушать рассказы гостя о каком-то необыкновенном крейсере, зашедшем в их воды и затаившемся на дне у берегов её острова. Её супруг, Борис Простаков, тоже потерял доверие к Фёдору, но из уважения к супруге, которую обожал и считал не только красивейшей в мире женщиной, но и большой умницей, слушал внимательно и хранил серьёзное выражение лица. А Фёдор хотя и замешкался малость, но не смутился. Продолжал:

— А когда наш крейсер был уже готов и вооружён, адмиралы и генералы из Главного штаба нашей армии решили продать его китайцам. Мой отец возмутился и предложил своим помощникам и всем строителям уйти в бессрочное плавание. Так началась самостоятельная жизнь флагмана русского морского флота «Евпатия Коловрата».

Павел Неустроев взмахнул руками и в голос расхохотался. И, качая головой, сквозь слёзы проговорил:

— Уж и флагмана! Да у вас там в России недавно спущен на воду суперкрейсер «Пётр Великий», несущий на своих палубах армаду сверхзвуковых истребителей и даже бомбардировщиков. Вот он флагман!

Фёдор Светов и этот откровенный и дерзкий пассаж выслушал спокойно, и так же спокойно и уверенно проговорил:

— Да, господин Неустроев, флагман. И такой, что по силе своей и всяческим возможностям стоит десятка таких крейсеров, как «Пётр Великий», и я уверен, что мой отец пригласит вас на наш корабль, и я буду иметь удовольствие показать вам и наш биохимический центр, где начальником мой брат Сергей, и особенно вам, госпожа Драгана, представлю своего старшего брата Дмитрия, а уж он покажет вам свою биологическую лабораторию. Есть у нас и такая. Её работы как бы продолжают ваши научные изыскания; у него и тема есть, которая, как я вычитал из Интернета, ещё со студенческих лет интересует и вас, а теперь она всё больше захватывает умы всего человечества — это проблема национальной психологии — есть ли она у людей, эта характерная для каждой национальности своя особенная психология? А если она есть, то, значит, и есть нации полезные и очень полезные, а есть нации вредные и очень вредные, а есть и такие, которые представляют опасность для всего человечества, — о таких национальностях говорил Карл Маркс. Если позволите, я вам по памяти процитирую его высказывание: «Какова светская основа еврейства? Материальные потребности, своекорыстие. Каков земной культ еврея? Торгашество. Кто их земной Бог? Деньги… Деньги — вот ревностное божество Израиля. Эмпирическая суть еврейства — торгашество». Если я ничего не перепутал и верно привёл цитату, то скажу вам и где я её вычитал. Она напечатана в работе Маркса «К вопросу о жидах». Ну, а если это так, если суть еврея в одной только наживе и в одних деньгах, то мой брат, биолог, справедливо делает вывод о наличии наций сплошь вредоносных, реакционных.