Иван Дроздов - Суд идет

— Вы в наших краях человек новый — с чем пожаловали к нам?

— У вас, видно, строгие порядки — вы каждого человека знать должны?

— Остров у нас небольшой, мы тут всех знаем, а вы…

— Я иноземец, забрёл к вам случайно, — и вот смотрю: может, дело для меня найдётся.

— Дел у нас много. Зайдёмте ко мне. Я вас обедом угощу, а заодно и о делах поговорим.

Незнакомец поблагодарил и представился:

— Меня зовут Фёдор. Я Фёдор Светов. А ещё у меня прозвище: Карла. Это потому, что моя борода похожа на бороду Карла Маркса. И ещё потому, что я будто бы такой же умный, как тот сын раввина, который у нас в России жизнь порушил.

Драгана улыбнулась и назвала своё имя. До лаборатории они шли молча.

Обедали вчетвером: с Драганой были её муж Борис Простаков и их друг Павел Неустроев. Драгана, показывая гостю на стул рядом с Павлом, не торопилась представлять его, да в сущности она и не знала, как его представить. Борис и Павел из вежливости и из чувства такта вопросов гостю не задавали; хотя они были и удивлены его неожиданным появлением в секретной биологической лаборатории, но знали: если его привела Драгана, значит, он чем-то её заинтересовал. Что же до Простакова, он в каждом незнакомом мужчине, особенно молодом и пригожем, подозревал приятеля своей жены, а может, даже и прежнего друга. Бородатый был хорош собой, роста чуть выше среднего, яркие васильковые глаза смотрели на мир уверенно и будто бы даже с каким-то лукавым снисхождением. Драгана училась в Московском университете — там у неё было много друзей. «Наверное, из них», ревниво думал Борис и делал вид, что равнодушно относится к новому лицу.

Но вот Драгана сказала:

— Прошу любить и жаловать: Фёдор Светов. Всё остальное о себе, я надеюсь, он расскажет сам.

Простаков решил: да, конечно, это её московский приятель. И ещё он подумал, что бородатый будет проситься в их лабораторию. Эта мысль ему была неприятной. Не понравилась ему и фамилия незнакомца: Светов. Что значит — Светов? Деланная какая-то, на псевдоним похожа… Не любил он людей, прятавшихся за псевдонимы. Было что-то нехорошее и оскорбительное в этом явлении. Оскорбительно для отцов и дедов, для всей национальности, которую как бы предавали, от неё хотели бежать, её стыдились. Кстати тут скажем, что явление это указывает не только на социальный характер проблемы, но и задевает сторону научную, биологическую; оно как бы подтверждает наличие в людском сообществе наций порочных, вредных и даже опасных, — среди граждан этих-то национальностей особенно много охотников взять чужую фамилию, надеть маску и спрятать за ней своё первородное лицо. Истина имеет то замечательное свойство, что рано или поздно она является к людям в своём обнажённом и бесподмесном обличье.

Фёдор на реплику хозяйки дома ответил охотно и даже, кажется, с воодушевлением:

— Да, разумеется, я многое вам расскажу; и даже готов буду обсудить научные вопросы, которые, надеюсь, вас заинтересуют. Вам может показаться, что я на ваш остров с Луны упал или на резиновой лодке из России приплыл, а я, между тем, тут недалеко по соседству с вами на подводном корабле живу. У нас капитан болеет и просит полечить его вашими чудодейственными лучами. Мы знаем, есть у вас приборчик такой — Импульсатором Простакова зовётся, вот им-то и хотелось бы полечить капитана.

Простаков спросил:

— А где он находится, ваш капитан?

— Под водой. Мы живём на корабле, который плавает под водой, но умеет и ходить, как обыкновенный корабль или теплоход, то есть по воде, и даже умеет летать по воздуху. Это единственный на земле корабль, двигатели которого используют фотонную энергию, — а если сказать просто: силу света. И если его поднять в космос, — а он способен и на такое, — он там освободится от сопротивления воздуха и разовьёт скорость, равную скорости света.

Павел Неустроев улыбнулся и покачал головой; он физик и в такую фантастику, разумеется, не верил. Он знал о существовании фотонной энергии, — знал, что в некоторых физических лабораториях высокоразвитых стран, особенно в Японии, ведутся работы по фотону, но так же ему было известно, что практических результатов в этой области ещё никто не имеет. В Москве эту новую энергию пытался открыть профессор Авиационно-инженерной академии имени Жуковского Космодемьянский, и он будто бы ближе других учёных подошёл к этому открытию, но он давно умер, и работы его остались в его письменном столе. А ещё слышал Павел Неустроев о каком-то учёном из Владивостока: тот, будто бы, и открыл эту энергию, и даже начал строить какой-то корабль с таким двигателем, но эти слухи скорее походили на безответственную болтовню фантазёров.