Джон Фанте - Спроси у пыли

— Если это опять ты, паршивая мексикашка, я вышибу тебе все зубы на хрен.

Дверь распахнулась, и я увидел перед собой заспанную физиономию, мутные вытаращенные глаза и всклокоченные волосы.

— Привет, Сэмми.

— Ох, а я думал, это она.

— Она тоже здесь.

— Скажи, пусть проваливает отсюда. Я не хочу, чтобы она здесь ошивалась.

Камилла прижалась к стене хижины. Я заметил улыбку замешательства на ее лице. Нам всем троим было холодно, все дрожали и клацали зубами. Сэмми приоткрыл дверь пошире и сказал:

— Ты можешь войти, а она — нет.

Я ступил в хижину. Темень там была кромешная, пахло нестиранным нижним бельем и испарениями больного тела. Чахлый свет просачивался через разбитое окно, занавешенное лоскутом дерюги. Я не успел ничего сказать, как Сэмми запер за нами дверь.

Белье на нем было не по росту. Пол грязный, усеянный песком и холодный. Сэмми сорвал дерюгу с окна, утренний свет ворвался в хижину. Воздух был настолько холоден, что превращал выдыхаемый нами воздух в туман.

— Пусть она войдет, Сэмми. Хватит валять дурака.

— Нечего этой суке здесь делать.

Он стоял в своем длинном исподнем, на коленях и локтях чернели пятна грязи — высокий, изможденный, кожа да кости, загорелый, почти как смоль. Сэмми подошел к плите и стал разводить огонь. Голос его смягчился, когда он заговорил о своем заветном:

— На прошлой неделе закончил еще один рассказ. Думаю, в этот раз получилось хорошо. Не хочешь посмотреть?

— Обязательно… Черт, Сэмми, она мой друг…

— Тьфу! Она — дрянь. Просто чума. От нее только одни проблемы.

— И все равно, пусти ее. Там холодно.

Сэмми приоткрыл дверь и высунул голову на улицу.

— Эй, ты!

До меня донеслись ее всхлипывания, я слышал, как она пытается успокоиться.

— Да, Сэмми.

— Не стой там, как полная дура. Ты заходишь или нет?

Только когда он вернулся к плите, она осмелилась войти, как перепуганный зверек.

— Кажется, я внятно сказал тебе, чтобы ты больше не появлялась здесь, — пробурчал Сэмми.

— Я его привезла, — пролепетала Камилла. — Вот, Артуро. Он хотел поговорить с тобой о твоих рассказах. Так ведь, Артуро?

— Так.

Я не узнавал ее. Дерзость, тщеславие и вся воинственность вытекли из нее, как кровь из вскрытых вен. Она стояла сама не своя, лишенная силы и воли, сгорбившись, с поникшей головой.

— Слышь, ты, — прикрикнул на нее Сэмми, — принеси дров.

— Я схожу, — вызвался я.

— Нет, пусть она, — отрезал Сэмми. — Она знает, где это.

Камилла выскользнула за дверь. Вскоре она вернулась с охапкой дров. Свалив палки в ящик возле плиты, она молча принялась подбрасывать их в огонь. Сэмми уселся на кровать и принялся надевать носки. Он непрерывно говорил о своей писанине, бесконечный поток болтовни. Печальная Камилла не отходила от плиты.

— Эй ты, сделай нам кофе.

Она исполнила указание, разлив кофе по алюминиевым кружкам. Сэмми, отдохнувший со сна, был полон энтузиазма и любознательности. Мы сидели возле плиты, меня клонило ко сну, жар от плиты шалил с моими отяжелевшими веками. Вокруг нас суетилась Камилла. Она подмела пол, заправила постель, вымыла посуду, развесила валявшуюся одежду, она не останавливалась ни на мгновение. Чем дальше Сэмми говорил, тем он становился самоувереннее и убежденнее. Финансовая сторона писательской профессии интересовала его больше, чем сама профессия. Сколько платит этот журнал, а сколько тот? И еще он был убежден, что в журналах все по блату. Если у тебя в редакции есть кузин или брат, в общем, родственник, то тогда у тебя есть шанс, что твои рассказы будут публиковать. Разубеждать его было бессмысленно, я даже и не пытался, так как знал, что такого рода убеждение человеку, не умеющему писать, просто необходимо.

Тем временем Камилла приготовила завтрак — поджарка из кукурузной каши плюс яичница с беконом. Мы съели нехитрую пищу, держа тарелки у себя на коленях. Камилла собрала посуду, вымыла ее и только потом перекусила сама, забившись в дальний угол. До нас доносились лишь клацанье вилки об алюминиевую тарелку. Сэмми не умолкал все утро. На самом деле, ни в каких советах он не нуждался. Сквозь туман полудремы до меня доносились его поучения, как следует делать, а как нет. Я не выдержал и попросился отдохнуть. Сэмми отвел меня в беседку, сплетенную из ветвей пальмы. Солнце было уже высоко, и воздух прогрелся. Я лег в гамак и тут же уснул, последнее, что я видел, это фигура Камиллы, вогнувшаяся над корытом с коричневой водой, в которой плавали несколько пар нижнего белья и комбинезоны.