Зигфрид Ленц - Минута молчания

Хотя фото, где мы со Стеллой снялись на берегу между замками из песка, много дней простояло в моей комнате, моя мать, казалось, не замечала его, по крайней мере она ни разу не брала его в руки, не задавала никаких вопросов. Но однажды она поднесла его к свету и долго и внимательно разглядывала — это было в тот день, когда я работал над сочинением по Оруэллу, и она уже собралась было поставить его на место, как вдруг ей кое-что бросилось в глаза: она села к окну, поднесла фотографию близко к глазам, взглянула на меня и снова на фото испытующим взглядом, пытаясь проникнуть в суть дела и узнать то, чего не знала до сих пор. Выражение недовольства появилось на ее лице, очевидно, она поняла, что — до сих пор — не все знает про меня и что я в некотором роде отбился от рук. Она настаивала на том, что хочет знать все; возможно, исходя из своей извечной потребности оградить меня от разочарований, ошибок и болезненных огорчений любого толка. Она долго молча смотрела на фото, углубляясь в его созерцание, я не предполагал, что она открыла там нечто особенное, и уже собрался что-то сказать, когда она наконец констатировала в своей задумчивой манере: «Она выглядит старше тебя, Кристиан, эта женщина рядом с тобой». — «Это моя учительница английского, — сказал я, — мы случайно встретились на пляже». — «Красивая женщина, — сказала моя мать и спросила: — У нее есть дети?» — «Насколько мне известно, она не замужем». — «Очень красивая женщина», — повторила моя мать. После такого утверждения я рискнул сделать предложение: «Если ты не возражаешь, я приду с ней выпить чашечку кофе». — «Как, со своей учительницей?» — спросила мать недоверчиво. «А почему бы и нет, — сказал я, — если я ее приглашу, она непременно придет, она очень милый человек». — «Это сразу видно, — сказала моя мать и добавила: — Вы нравитесь друг другу, это тоже видно». Не произнеся больше ни слова, она поставила фотографию на место, погладила меня по голове и оставила одного.

В этом было что-то таинственное, откуда она знала больше, чем можно было догадаться, а если и не знала, то предполагала, чувствовала это. В постели они оба говорили обо мне, и я подслушал их у приоткрытой двери, случайно, они оба поздно вернулись домой.

Мой отец еще не заметил этого фото, поначалу он, казалось, не очень удивился тому, что я поставил фото Стеллы на свой стол, он сказал: «Ах, знаешь, Ютта, такое часто случается, каждый мальчишка испытывает желание обожать кого-нибудь, особенно учительницу, если она к тому же хорошенькая». — «Если бы это было только обожание, — сказала моя мать, — я ничего не имею против обожания, но у Кристиана это больше, чем обожание, поверь мне, гораздо больше». — «А что там может быть больше?» — «То, как они сидят там, на пляже, радостные такие и держатся за руки, со своей-то учительницей и за руки, и как они друг на друга смотрят: так и кажется, они ждали друг друга». — «Может, Кристиан просто всего лишь втюрился. Я знаю его учительницу, она очень хороша собой». — «На фотографии не хватает всего какой-то малости, чтобы они бросились друг другу на шею, я хочу сказать, невольно так думается». — «Кристиану всего восемнадцать, Ютта». — «В том-то и дело, — сказала моя мать, — а эта учительница, она значительно старше него». — «Ну и что? Разница в возрасте таит иногда в себе преимущества». Я невольно тихонько ухмыльнулся про себя, когда после некоторой паузы он произнес изменившимся голосом, в котором чувствовалась прежняя лихость: «Об этом мы с тобой уже как-то говорили, давным-давно». Но даже и этот намек на общие воспоминания не вверг мою мать в беззаботное состояние, она тут же упомянула Кристину, мою школьную подружку, которая уже много раз пыталась зайти за мной и увести на вечеринку с грилем и каждый раз уходила разочарованная ни с чем. Мой отец задумался, потом сказал: «Иногда бывает так: ты не знаешь, что происходит, иногда ты просто кажешься себе беспомощным». Я невольно сел в постели, я еще никогда не слышал, чтобы мой отец говорил такие слова, я стал подумывать, не сделать ли щель в двери побольше, но не сделал этого, потому как, по-видимому, им больше нечего было сказать, и они пожелали друг другу спокойной ночи.

Вряд ли тебя удивит, Стелла, что на следующее утро я сразу взял в руки наше фото, чтобы найти там то, что увидела моя мать, я не обнаружил ничего, что говорило бы о том, что она права, или подтверждало бы ее предположения.

Я опять занялся своим сочинением на тему книги Оруэлла, словно это могло сблизить меня со Стеллой, я признаю, что некоторые его предпосылки были мне непонятны, но то, что он предвидел критическое восприятие в обществе его Скотного двора , заставило меня задуматься. Я ожидал, что его книгу истолкуют как притчу на тему возникновения и практического осуществления диктатуры — с одним лишь исключением: диктатура в России; ее нельзя было низводить до этого унизительного сравнения. Я собирался поговорить со Стеллой, и не только об этом, а также еще — вслед за Оруэллом — о свободе прессы в экстремальных ситуациях, например, в военное время. Я представлял себе, что мы будем дискутировать в классе, каждый почувствует себя вызванным на то, чтобы высказать свое мнение. Но из этого ничего не получилось.