Алекс Ла Гума - В конце сезона туманов

— Какого черта вы меня спрашиваете, пишите в компанию.

— Ишь ты, недотрога!

— Берите, берите билеты!

— Все равно, кондуктор, тебе сюда не протолкаться. Повезешь нас даром.

— Нет уж, дудки. Это моя работа. Я за это жалованье получаю.

— А, так ты хозяйский прихвостень! — загудел народ на площадке.

— А хоть бы и так, ну и что с того?

— Лизоблюд проклятый!

— К чертям собачьим компанию и хозяев туда же. Наживают миллионы на бедняках!

— Эй, — строго прикрикнула женщина, — ты что же выражаешься? Чему тебя учили родители?

— Ах, миссис, прошу прощения. Но согласитесь, житья никакого не стало. На станции — полиция, здесь — этот чертов хрен.

— Ты как со мной разговариваешь, — взорвался кондуктор, — нашел приятеля!

— Тоже мне приятель, да на кой ты мне сдался!

— Я тебя высажу из автобуса.

— Иди ты со своим автобусом куда подальше!

— Перестаньте, — закричала женщина, — как вы себя ведете! Порядочному человеку нельзя уже и в автобус сесть.

— Может, госпоже пересесть в автобус для белых?

— Наглец, как ты разговариваешь, я ведь тебе в матери гожусь!

Кондуктор протиснулся в нижний салон.

— Готовьте деньги, берите билеты, платите за проезд! — неслось оттуда. Примерно каждые сто метров автобус притормаживал на остановках, но на этом отрезке никто не вошел и не вышел. Проехали конюшни муниципалитета, на крошечной лужайке паслись ломовые лошади.

— Старину Али задержали, — сказал кто-то.

— За что?

— Не знаю. Видел только, как его обыскали и увели к фургону. Эти сволочи в правительстве богатеют на штрафах.

— Коммунистов ищут, — вступил другой голос.

— При чем же тут Али? Он верующий, каждую пятницу в мечеть ходит.

— Ах, друг, не будь таким наивным. Видать, ты Корана не читал.

— А это чья газета?

— Газеты по сравнению с ним дерьмо. А вообще-то держи язык за зубами. Говорят, и у стен есть уши.

— У правительства полно своих людей повсюду. Пятая колонна!

— Чертовы шпики!

Автобус подскакивал на неровной дороге. На окраине поселка Бейкс протянул руку, нажал на кнопку и стал пробираться к выходу.

— Смотри не навернись, приятель, — ухмыльнулся кто-то.

Автобус притормозил, и слегка взъерошенный Бейкс спрыгнул со ступеньки. Он постоял на обочине, пропустил машины, потом стремглав пересек шоссе. На поросшем травой бугре он остановился, поглядел вслед автобусу. Он увидел освещенные задние окна и красные габаритные огни, тающие в темной дали. «Там Фрэнсис, — пронеслось в голове, — старушка моя. Фрэнси, Фрэнси…» Ведь он почти забыл о ней. Любовь и грусть, смешавшись, захлестнули его. «На кой черт я все это делаю? — думал он, бредя по утоптанной траве, — на кой черт?» Потом с легким сожалением прогнал навязчивую мысль — так расстаются с любимым, затасканным костюмом — и зашагал по дороге с чемоданчиком, набитым нелегальными листовками, думая уже о том, как распространить их, и о предстоящей встрече с Хейзелом.

Хейзел — это подпольная кличка Элиаса Текване. При рождении мать назвала его в честь прадеда. Через несколько лет по проселку, мимо старого эвкалипта, на котором дети устроили качели, она отвела сына в миссию учиться грамоте. Миссионеру не давались туземные имена, и он сказал:

— Наречем его добрым библейским именем Элиас.

Элиас ходил в миссионерскую школу урывками, когда не пас вместе с соседней ребятней коров на поросшем кустарником склоне позади дома. Стеречь скот считалось мужским делом, а женщины работали в поле.

Зимою земля была сухой и пыльной. Коровы жевали валявшиеся на полях кукурузные стебли, поднимая копытами пыль. Ветер обрывал со стеблей засохшие листья, они свистя носились в воздухе, царапая лицо и ноги, впиваясь в кожу.

Дожди в их краю выпадали в октябре и ноябре. К этому времени в деревнях готовили плуги. Пахота была лучшей порой года. Весеннее солнышко вставало рано, желтый свет измятой простыней падал на землю. Едва рассветет, как все вокруг оживало: скрипели воловьи упряжки, щелкали кнутами пастухи, слышался птичий и детский гомон, перекликались взрослые.

В жатву, прежде чем солнце зайдет за острые вершины гор, женщины уходили вереницей в город. Они несли зерно в жестяных банках на голове или в заплечных мешках. На вырученные деньга покупали сахар, соль, чай, платили налоги. Когда случался неурожай, приходилось брать в долг у белого лавочника.

А какие там бывали закаты! Небо на западе становилось желтым, оранжевым, зеленым, редкие облака походили на гирлянды из рыхлой ваты. Деревенские хижины лепились по склонам, как раскиданные охряные игрушки на потертом ковре. Посмотришь со стороны — красиво, как на картинке.