А сегодня папенька пришел внезапно радостный, маменьку обнял и говорит: «Дорогая, все уже позади, я поступил так, как вы хотели, я получил высочайшее соизволение от государя императора на перемену фамилии, о чем сегодня утром и пришло письменное уведомление! И я нашел для нас хорошее дворянское имя, не имеющее наследников, — Коробины».
Повисает зловещая тишина. А потом маменькин, абсолютно металлический, голос произносит: «Ко-ро-би-ны?? То есть вы хотите сказать, друг мой, что мне теперь по гроб жизни именоваться Ко-ро-би-ной???»
Папенька в смятении оправдывается: «Но, Лелечка, это старинная дворянская фамилия, еще при Иване Грозном. И потом, ты же сама говорила, что нужно соблюсти первую букву, чтобы не менять монограммы на белье и посуде!»
Далее слышится звук падающего стула, сдавленные рыдания, виноватое бормотание и удаляющиеся, под шелест платья, торопливые шаги. Ну понятно: маменька — в спальню и плакать, папенька — на коленях стоять весь вечер и утешать. Последний вскрик: «За что мне, Господи!», затем хлопает дверь в глубине квартиры, еще мгновение — и воцаряется мирная тишина.
Нюта, сидя в своей комнатке, пытается поразмыслить над услышанным.
«Странно, ей-богу, — думает она. — И вправду, зачем менять такую родную и любимую фамилию „фон Кортц“ на неизвестных никому „Коробиных“?»
Вот у артистов, например, бывают придуманные имена — «псевдонимы», как у Магдалины. Но не станет же папенька на подмостках играть? А уж о маменьке и говорить нечего. Тогда зачем? Зачем?
Вот была бы здесь Мадя — она бы точно разобралась, что к чему! Она хоть и маленькая, но такая умная и все знает. Нюта вытаскивает спрятанную между книгами на полке фотокарточку и улыбаясь рассматривает ее. На матовой бумаге — две девочки: она сама и актриса Магдалина, в костюме рождественского ангелочка.
Тогдашняя скандальная история с фотокарточкой на удивление легко сошла Нюточке с рук.
Ожидая от маменьки самого сурового приговора — например, целый день стоять коленками на горохе в темном чулане, а потом неделю сидеть без сладкого, — Нюта укрепилась духом и приготовилась встретить кару достойно. Но ночью был вызван к маменьке домашний доктор, поставивший привычный уже диагноз «нервная горячка» и порекомендовавший немедленно отправить страдалицу в путешествие на лечебные воды. Утром же спешно приобретались билеты на поезд в целебный курорт Минеральные Воды, новые наряды и драгоценности, без которых на курорте нельзя появиться ни в коем случае. И уже к вечеру папенька повез любимую жену на вокзал, провожать. Поэтому Нютина возмутительная выходка прошла без внимания, вроде как все и забыли о ней в суете. А через некоторое время горничная Томиных, милая Дарьюшка, передала Нюте через няню Кору маленький картонный прямоугольничек, на котором были запечатлены она сама и Магдалина. Понятно, что усатый болтливый француз прислал все карточки Томиным, а их матушка — добрейшая и веселая София Владимировна — не забыла передать Нюте ее портрет. Вольное житье, особенно у младшеньких, в доме князей Томиных! Одна только гранд-маман иной раз забранится, да и то — умней будь, под руку не лезь, коли она вечером в столовой пасьянсы раскладывает!
А если подсмотреть, когда она одна в креслах задумчивая сидит, и если чинно так, потупив глазки подойти и в глубоком реверансе присесть, то не только по голове погладит старая Анна Ильинична, но и к руке допустит, а под настроение может рассказать немало интересных историй.
Особенно нравятся Нюте рассказы о жизни молодой Анны Ильиничны — Аннушки — и ее сестрицы в пансионе Института благородных девиц. Сестра Аннушки, ныне уже покойная, в молодости веселая хохотушка-«пышечка» Лидуша, очень страдала от того, что в пансионе ужин заканчивался рано, в семь часов. А далее надлежало благородным девицам блюсти фигуру и укреплять силу воли, дожидаясь утренней трапезы. И благородные девицы крепились из последних сил. Кто угодно, но только не Лидуша, ежедневно к вечеру разражавшаяся нервным и голодным плачем, на потеху ехидным товаркам. Наконец, Аннушке, старшей сестре, надоели насмешки окружающих, которые стали доставаться и ей. Не имея возможности приструнить капризную родственницу, она нажаловалась матушке, будучи дома на выходных. Надо сказать, что матушка их поступила весьма мудро: она не стала ругать ни одну, ни другую дочь, а просто пришила к широкой Лидушиной зеленой форменной юбке изнутри два весьма объемных потайных кармана. И с этих пор лакомка могла в каждый свой приезд домой набивать эти карманы сладостями перед возвращением в Институт. Вечерние истерики прекратились: Лидуша умудрялась поедать принесенное, виртуозно прячась от товарок. Так мирно прошло полгода. Аннушка уже и забыла про недавние насмешки над сестрой и прилежно училась. Была она барышней старательной и честолюбивой.
Читать дальше