Давид Шраер-Петров - История моей возлюбленной или Винтовая лестница

Эрнест Хемингуэй

«Короткое счастье Фрэнсиса Макомбера».

Пьеса в двух действиях.

Инсценировка Даниила Новосельцевского.

Четвертая картина реконструирована автором инсценировки на основе оригинального текста рассказа.

Я ждал какой-нибудь экстравагантной выходки. Больше всего боялся, чтобы Ирочка как-то нарочно или ненароком задела Настеньку. Я до сих пор чувствовал себя виноватым перед этой миловидной, ласковой и сговорчивой неудачницей. Хотя, как сказать! Она быстро утешилась после того, как съехала от меня, и даже по слухам (мне об этом проболталась завлитша), нашла новое убежище и нового покровителя. На этот раз маститого прозаика, только что развязавшегося с очередной пьяницей-женой. Нет, Ирочка и не помышляла задевать Настеньку, а напротив, проявляла к ней чуть ли не сестринские чувства. Предполагалось, что будет прочитана по ролям ночная сцена из пьесы, реконструированная мной на основе рассказа американского классика. Текст моей инсценировки был стилистически близок к тексту Хемингуэя. Другое дело четвертая картина, которая в оригинале отсутствовала. Я написал этот текст заново, с нуля. Для этого я привязал к ночной сцене все ниточки сюжета, настроения, биографий героев, протянутые мне щедрым Хемингуэем из каждой строчки рассказа. Я нарочно даю читателю возможность соединить в своем воображении рассказ и мою инсценировку, то есть, рассказ, в котором отсутствует ночная сцена, с той частью инсценировки (ночная сцена), текст которой был роздан Настенькой всем, кто присутствовал в репетиционном зале. Сказать откровенно, еще за неделю до первой читки я начал убеждать Баркоса начать с ночной сцены. И убедил! И не ошибся. Текст Макомбера практически отсутствовал в этой сцене, а диалог происходил между Маргарет (Ирочкой) с охотником Уилсоном (Зверев). Это не помешало знаменитому Железнову (Макомберу) по окончании сцены поздравить исполнителей с первым, но несомненным успехом. Удостоился похвалы и я: «Отлично написанная сцена, Даниил Петрович!» — похвалил Железнов и направился к Баркосу поздравлять с чутьем на инсценировщика, как он не без ядовитой иронии озаглавил меня.

Картина четвертая. Ночь. Палатка Уилсона. На походной койке охотника лежит Маргарет. Рядом с ней Уилсон, курит трубку.

МАРГАРЕТ. (Умиротворенно). Я и не думала, что вы настолько милый, мистер Роберт Уилсон. Вы мне по-настоящему нравитесь.

УИЛСОН. Эффект темноты. А вообще-то я краснорожий наемный охотник, которому наперед за все уплачено.

МАРГАРЕТ. Поэтому вы и возите с собой такую широченную койку?

УИЛСОН. Вы кормите и поите меня, и ваши желания для меня закон, мемсаиб.

МАРГАРЕТ. Марго. Хотя бы теперь.

УИЛСОН. Пожалуй, вы правы, Марго. Так лучше.

МАРГАРЕТ. О чем вы думаете, Роберт?

УИЛСОН. О завтрашних буйволах. О запахе вербены. Об утреннем запахе росы, смешанном с запахом раздавленных папоротников. Об Англии.

МАРГАРЕТ. Об Англии в постели с американкой? Вы патриот, Роберт.

УИЛСОН. Когда вы стояли сегодня под большим деревом в розовато-коричневом полотняном костюме, а темные волосы были зачесаны со лба и собраны узлом на затылке, ваше лицо было таким свежим, точно мы встречаем рассвет в Англии.

МАРГАРЕТ. Вдвоем. И нет ни Макомбера, ни льва, от которого он сбежал.

УИЛСОН. Как бы Макомбер не сбежал от вас после теперешнего.

МАРГАРЕТ. Перебьется! Ему не впервой.

УИЛСОН. Бедняга. А вы, Марго, жестоки.

МАРГАРЕТ. Американки рано выходят замуж. За одиннадцать лет жизни с Фрэнсисом я была понимающей, сочувствующей, преданной и такой, как сейчас. Но главное — научилась жестокости.

УИЛСОН. Не рассердитесь на откровенность, Марго?

МАРГАРЕТ. Буду благодарна.

УИЛСОН. Когда я впервые увидел безукоризненный овал вашего лица, я заподозрил вас в глупости.

МАРГАРЕТ. Теперь я кажусь вам менее безукоризненной или более глупой?

УИЛСОН. Ни то, ни другое. Вы обольстительны.

МАРГАРЕТ. Благодарю.

УИЛСОН. Обольстительны и жестоки. Такие, как вы — самые черствые на свете, самые жестокие, самые хищные и самые желанные. Мне даже немного жаль Макомбера.

МАРГАРЕТ. Бедняга привык переносить такие вещи. А как, по-вашему, должна поступить женщина, обнаружившая, что ее муж — последний трус?

УИЛСОН. Наверно, вы поступили правильно. Ваши мужчины — мужья обольстительных красавиц, закованных в свою американскую жестокость, должны быть слишком мягкими от рождения. Или они становятся неврастениками после женитьбы?