Николай Дежнёв - В концертном исполнении

— Первого октября восемнадцатого, — подсказал Лукин. — Без малого четырнадцать лет назад. Станция Жутово, южнее Царицына. Славный, помнится, Сергей Сергеевич, был бой! Атаковали больше суток и все-таки взяли. Красная особая стрелковая дивизия — а драпали, как зайцы, побросали бронепоезд, эшелоны с провиантом, раненых! Вы, случайно, не член ВКП(б), я не растравляю ваши нежные чувства? — поинтересовался Лукин. — А то ведь времена меняются, а в анкетах про свое белое прошлое указывать не обязательно…

— Зачем вы это говорите? Вы хотите дядю запугать? — Аня подняла на Лукина глаза.

— Ну что ты, девочка, — успокоил ее Телятин. — Просто у нашего гостя такая милая манера разговаривать! А в анкетах я про Добровольческую армию действительно не указывал. Впрочем, пишу честно: до революции был преподавателем Академии Генштаба…

— Да у вас, Сергей Сергеевич, на лице написано, что вы человек сугубо гражданский! До сих пор удивляюсь, почему вы тогда оказались вместе с нами!

— Удивляешься? Странно… Мне казалось, что в этом был мой долг перед той страной, какую я привык называть своей Родиной… Не будем об этом. Расскажи лучше, как сложилась твоя жизнь. Я ведь даже не знаю обстоятельств твоего ранения!

Телятин поднял свою стопку, чокнулся с Лукиным. Лукин выпил водку глотком, запрокинув изрядно поседевшую голову.

— Как сложилась жизнь? — Он закурил, выпустил дым из угла рта, покусал верхнюю губу. — Наверное, как у всех… А ранили глупо, ранят и убивают всегда глупо. Вы, конечно, помните полковника Сотникова? Он приказал разобраться со стоявшими на путях эшелонами. Поднимаюсь в первый же вагон, открываю дверь купе… Я успел его рассмотреть. Красноармеец, совсем мальчишка, вся грудь в бинтах. Лицо белое как мел, глаза ну совершенно васильковые и от лихорадки блестят. У него даже не было сил поднять револьвер: согнул ногу в колене и положил на нее ствол. Я открыл дверь, он нажал курок. Все очень, очень просто. Потом госпиталь. Одесса. Не знаю почему, но уехать не смог. Пробрался в Самару, был грузчиком, сапожничал, удалось устроиться на курсы бухгалтеров. Образование, так сказать, позволяло. — Он криво усмехнулся, потянувшись за бутылкой, наполнил стопки. — Теперь, как видите, приехал, хочу попытать счастья в столице. — Лукин бросил взгляд на дверь, спросил: — Что-то не слышно ваших соседей. Я так понимаю, что их у вас двое?

— Ну, о них можешь не беспокоиться! Да их сейчас и нет. Пашка-пролетарий, — Телятин ткнул пальцем в ближайшую стену, — подался на заработки, завербовался на год на какую-то стройку и укатил, а ключ нам оставил, чтобы мы его интересы блюли. Он мужик неплохой, правда, пьет, ну да сейчас все пьют… Вторая соседка. — Он бросил короткий взгляд на Аню. — Она работает по ночам, приходит утром и весь день отсыпается. Тоже женщина неплохая…

— Да для тебя, дядя, все хорошие, прямо иисусик какой-то! Так и живешь с мыслью, как бы кого-нибудь не обидеть. Проститутка она, самая обыкновенная проститутка из «шикарных женщин», что по иностранцам…

— Ну зачем ты так? Ничего нет плохого, что Людмила Николаевна работает в валютном баре, обслуживает наших гостей…

— Так я и говорю, что проститутка! — стояла на своем Аня. — Ты бы уж лучше молчал!

Сергей Сергеевич вдруг покраснел, закашлялся, взялся протирать фетровой тряпочкой очки.

— Это хорошо, что соседи тихие, — разряжая обстановку, заметил Лукин, — жить не мешают…

— Скажите, — вдруг спросила Аня, — что потом случилось с тем красноармейцем, ну, что в вас стрелял?

— Я, по понятной причине, точно не знаю, — улыбнулся Лукин, — думаю, там же в вагоне и пристрелили. Время, Анечка, было жестокое, очень жестокое время! Человеческая жизнь не стоила ломаного гроша. Впрочем, если взглянуть на историю российскую…

— Знаешь, — сказал Сергей Сергеевич, задумчиво глядя на Лукина, — ты все-таки подумай насчет Москвы. Упорно ходят слухи, что с Нового года введут паспорта и прописку по месту жительства, а это значит, что проверять будут всех и каждого. В такие моменты лучше быть там, где тебя давно знают. Идет новая волна чисток, и уж на что наш институт — забытое богом место, а и то там все время что-то бурлит и варится… И пена… Ты не представляешь, сколько наша жизнь выбрасывает на поверхность пены!

Небо за окном начало едва заметно светлеть, где-то внизу проехала машина.

— Ладно, надо немного и поспать, у меня днем лекция. — Телятин тяжело вздохнул. — Какой длинный и тяжелый был день! Знаете, случаются моменты, вроде как верстовые столбы, — с них начинается новая эпоха. У меня такое чувство, что сегодня мы пережили один из них. Помяните мое слово: даром нам разрушение храма не пройдет. — Он поднял свою стопку. — Прости нас, Господи! — Выпив водку, попросил: — Аня, постели Лукину у Петьки: я думаю, пока не устроится, поживет в комнате пролетария, того не убудет…