Александр Зиновьев - Желтый дом. Том 2

Я на том выступлении Мао Цзэ-Дуньки не был. Я впервые ее увидел, когда она обвиняла во всем наш климат, делая ударение в этом слове на букве «а». Во всем климат виноват, сказала она. Климат у нас хороший, не то что на Западе. Но вот насчет урожая подвел нас малость. Если бы не климат, мы бы им показали! Никто не стал спрашивать, кому это «им», ибо это было ясно без слов: империалистам, сионистам, диссидентам. Было заранее ясно и что мы им показали бы: где раки зимуют и кузькину мать.

Мао Цзэ-Дунька довольно часто появляется в наших краях. Каждый раз с новым хахалем. Любит поболтать с «народом». И «народ» ее за это любит: болтать — не работать. И выпить она не дурак. В каждой ее речи обязательно присутствуют выражения вроде «Не обедняем!», «Выдюжим!», «Преодолеем!», «Не привыкать!», «Не такое видали!». А ну, мужики! — обращается она к бабам. Преодолеем! Нам не привыкать! И не такое видали! А ну, бабоньки! — обращается она к мужикам. Преодолеем! Нам не привыкать! И не такое видали!

Над ней подшучивают, но беззлобно. Ее скорее любят, чем ненавидят, ибо она тут своя. Она тут родилась и выросла. Тут сделала головокружительную по местным масштабам карьеру. Тут она и умрет, и ее именем назовут колхоз, в котором она родилась и в котором живут еще ее родственники. Она — плоть от плоти народа своего. В один из ее приездов Комиссар обратил ее внимание на то, что свеклу оставили в поле, пропадет, разворуют. Свекла — не морква, ответила она (с ударением на букву «а» в слове «свекла»), много не сожрешь. И заработала аплодисменты собравшихся. А на другое утро обнаружилось, что свеклу все-таки разворовали.

Мы разговариваем во время работы. А после работы начинается буквально оргия разговоров.

— А известно ли вам, что нам в пищу добавляют какие-то химические вещества, чтобы мы были менее активными и спокойнее относились к житейским проблемам и невзгодам?

— Вполне возможно. У нас монополия на все. И все централизовано. Так что Им ничего не стоит подсовывать нам какую-нибудь дрянь, влияющую на наше поведение в желаемом для Них духе.

— Путем таких неподконтрольных нам химических добавлений Они могут сделать из нас послушных скотов.

— Давно сделали уже, причем без химии.

— Еще не совсем. Мы еще рыпаемся порой. Диссиденты вот появились. А тут будет полное соответствие с идеалами начальства. Закрепят нужные Им качества в нас навечно, сделав их наследственными. Наука идет к этому.

— А кто такие диссиденты?

— Буквально это инакомыслящие. Но у нас это скорее инакодействующие, то есть действующие так, что это вызывает гнев начальства.

— Но формально они законов не нарушают же.

— Ты что, всерьез принимаешь наши законы?!

— На мой взгляд, эта борьба за соблюдение прав человека есть пустое дело. У нас таких прав вообще нет. А нарушить то, чего нет, невозможно. Те лица, которых у нас преследуют, на самом деле нарушают какие-то фактические нормы поведения в нашем обществе. И надо говорить не о нарушении неких мифических «прав человека», а о том, каковы на самом деле нормы нашей жизни.

— Хотя ты и шутишь, но в твоей шутке есть доля правды. Наше диссидентское движение приняло такую форму под влиянием Запада. Глубоких корней в нашем населении оно не имеет. Населению плевать на эти «права человека». Они ему вообще не нужны. Для него важнее проблемы еды, жилья, развлечений, устройства детей.

— Не совсем так. Раз такое движение существует долго, оно не может не пустить корни. Но я честно признаюсь, я толком не понимаю, что такое «права человека»?

— Выражение «права человека» весьма неопределенно. Например, право на труд — есть это право человека или нет? Смотря где. У нас, где труд есть обязанность, это звучит так же, как право солдат выполнять приказания начальства. Обязанность не есть право. У нас скорее наоборот, надо бороться за право жить, не будучи прикрепленным к постоянному месту работы, то есть за право не работать.

— А борьба против прав человека есть право человека?

— Это движение бесперспективно. Не будь альянса с Западом, оно заглохло бы в несколько месяцев.

— Но этот альянс с Западом есть теперь постоянно действующий фактор нашей внутренней жизни. Запад нам теперь нужен дозарезу.

— А также для того, чтобы зарезать его.

— В твоем каламбуре есть доля истины. Система такого типа не может существовать, не стремясь к мировому господству и единственности. Как в свое время биологические законы толкали людей расселяться по всей планете, так теперь социальные законы побуждают советских людей (то есть сверхлюдей) к установлению единого коммунистического строя жизни на всей планете. Этот факт надо признать и жить с сознанием его неотвратимости.