Николай Дежнев: Дорога на Мачу-Пикчу

Картинка перед глазами вдруг дрогнула и, будто в потоке горячего воздуха, подернулась рябью, и я увидел, как на карте Палестины начинают вздыбливаться горы. Что-то странное происходило с головой, мысли путались, а сама она стала неимоверно тяжелой, словно налилась свинцом. Сердце предательски екнуло и дало перебой, и на меня разом навалилась потливая слабость. С нарастающим страхом я чувствовал, что она обволакивает все мое тело, проникает в каждую клеточку. Пол вздыбился, как палуба корабля, кресло поехало в сторону. Стараясь не упасть, я вскочил на ноги, но опоры не было, как не было стен и окон кабинета. Налетевший откуда-то вихрь подхватил меня и потащил в открытое пространство. Стало трудно дышать, рубашка прилипла к спине. Все вокруг начало меркнуть и я услышал собственный, доносившийся из неимоверной дали голос: до чего не хочется умирать! Почувствовал, как окружающий мир вертанулся вокруг меня, словно вокруг своей оси и, едва ли не со щелчком…

…вернулся на привычное место. Я снова сидел за столом в собственном кабинете, а на его полированной поверхности громоздились папки с документами. Перед глазами все еще плавали радужные круги, в висках отбойными молотками стучала кровь, но каким-то внутренним знанием я уже знал, что все позади и кризис миновал. Карту Палестины привычно пересекала голубая лента Иордана, секундная стрелка напольных часов дергалась, словно в судорогах. Мне дано было жить…

Не знаю, сколько все это продолжалось, но постепенно дурнота начала проходить. Я чувствовал, что способен встать и пройтись по кабинету, но делать этого не спешил. Было приятно откинуться на высокую спинку кресла и так сидеть, ощущая, что приступ прошел и ты в полной мере владеешь собой. За окном все так же моросил дождь, но теперь он не раздражал, а дробью своей свидетельствовал о том, что ничего не изменилось. О пережитом напоминали только шум в ушах и покалывающая ватность ног. Я смотрел на кипу бумаг на столе и тупо думал, что на этот раз все обошлось и перспектива сыграть в деревянный ящик, пусть и обитый красным бархатом, отодвинулась.

Не хватало только начать терять, как жеманная гимназистка, сознание, — хмурился я, закуривая и косясь на пустую рюмку. — Но с другой стороны, не стоит драматизировать ситуацию: обычный скачок давления, с кем не бывает. Загляну к доктору, он выпишет какую нибудь гадость. Поглотаю ее с недельку и порядок, а развяжусь с французами, тогда можно будет и передохнуть. Ласковое теплое море, лунная дорожка на воде, шуршание набегающих на песок медленных волн. Хорошо!.. Но про себя я уже знал, что ничего такого не будет. У последнего раба на галерах больше шансов обрести свободу, чем у делового человека решиться оставить без присмотра нажитый кровью и потом бизнес…

Когда дверь медленно отворилась, я уже полностью владел собой. На подносе дымилась любимая кружка с кофе, на лице секретарши не было и тени недоумения или испуга. Умненькая девушка справедливо решила, что у всех людей есть странности и не стоит на них обращать внимание. Процесс ловли тараканов в чужой голове никогда ни к чему хорошему не приводил. Приятно улыбаясь, она буквально излучала доброжелательность, чего, с некоторых пор, я добиваюсь от всех своих подчиненных. Это театр начинается с вешалки, а имидж фирмы с того, как выглядят и с каким настроением работают ее сотрудники. Спросишь их: как дела? Ответ должен быть: лучше некуда! И в глазах сияние от прилива ничем не омраченного счастья, и широкая американская улыбка в тридцать два зуба.

— Ваш кофе, Глеб Аверьянович!

Девушка поставила передо мной кружку и вазончик с сухим печеньем.

— Спасибо! — улыбнулся я радушно, одним уж этим заглаживая в ее глазах свой дурацкий поступок. — Можете идти домой…

Она восприняла это, как должное, но, перед тем как покинуть кабинет, положила на угол стола длинный белый конверт.

Я вопросительно поднял брови:

— Что это, откуда?..

— Только что принесли с нарочным! Смешной такой рыжий парнишка в крагах и с красным шлемом, развозит на мотоцикле почту. Сказал, личное.

И действительно, на белой бумаге, насколько я мог видеть, стояли полностью мое имя, отчество и фамилия, а под ними, в лучшем стиле канувших в Лету времен, было выведено: «В собственные руки».

— Хорошо, оставьте!

Не дожидаясь, когда секретарша покинет комнату, я сделал большой глоток кофе и раскрыл лежавшую передо мной папку. Самое время было заняться, наконец, соглашением. Вооружившись отточенным карандашом, я собрал волю в кулак и углубился в текст, благополучно дошел до слов: «стороны договорились о нижеследующем», как вдруг отвлекся и кинул быстрый взгляд на угол стола. Лежавший там прямоугольник притягивал меня словно магнитом. Не люблю я получать письма, особенно личные. Добрые вести люди предпочитают сообщать, глядя в глаза, или, в крайнем случае, по телефону, а к услугам почты прибегают лишь вознамерившись сделать ближнему какую нибудь пакость. А тут еще вечер пятницы и корреспонденция доставлена с посыльным! Есть о чем призадуматься…