Александр Шаргородский - Сказка Гоцци

Наивные люди, совершенно не представляющие успехов отечественной науки и техники, не подозревали, что их разговорчики, их хохмы и анекдоты подслушивались и прослушивались на расстоянии не только пушечного, но и ракетного выстрела, на чердаках и в подвалах, в Уссурийской тайге и на дне Баренцова и Черного морей, в парилках и постелях.

Поговаривали, что были аппараты, подслушивающие и внутренний голос…

В дубовые двери этого дома по утрам входили такие же дубовые физиономии — с медными взглядами и чугунными лбами. Вбегали игривые секретарши, прозрачные ушки которых иногда слышали непонятные человеческие крики, но чьи розовые ротики никогда об этом не говорили, чтоб не было бо-бо и чтоб не завыть похожими голосами. Вбегали краснощекие лейтенанты, в чьих лучистых глазах застыло нестерпимое желание кого-либо ударить. Или хотя бы связать. Эти бывшие второгодники, делавшие когда-то в сочинениях по сотне ошибок, вправляли сейчас мозги своим бывшим учителям. И не только своим… Они, в общем, занимались этим с детства — во дворах, переулках, и вот теперь нашли себе работу по душе…

У всех у них были нормальные имена и фамилии, любимые дети, и по вечерам они даже говорили о Достоевском, гуманизме и экзистенциализме… Где-то в сейфах этого домика хранились досье на всех жителей города, без различия пола, возраста, социального происхождения и материального состояния… Не успевал еще ребенок появиться из утробы, как первый же его крик заносился в новое дело и первое же слово, которое он произносил, тоже было там… Впрочем, как и все последующие…

В скучных серых картонных папках рядышком мирно лежали евреи и антисемиты, мужья и любовники, таланты и поклонники, трезвенники и пьянчужки, сочинители анекдотов и те, кто их слушал… Саша Петровский, например, лежал рядом со своим стукачом, совершенно случайно… Не повезло, можно сказать. Дело его было тоненьким, тоньше многих других, и по объему не превосходящим полного собрания сочинений Михаила Юрьевича Лермонтова.

Самарий Валентинович быстро получил нужную ему справку и к вечеру того же дня вызвал к себе Александра Ивановича.

Когда Петровский вошел в кабинет Куролапова, тот сидел под развесистым лимоном и мягко улыбался. Саша поправил пейсы, одернул лапсердак и, глядя прямо в глаза Самарию Валентиновичу, произнес: — «Шолом!»

— Шолом, май таэрэ, — очень по доброму ответил Самарий Валентинович из-под тени лимона, и Петровский даже вздрогнул. И задрожал еще больше, потому что Самарий Валентинович заговорил на непонятном ему языке.

— П-простите, — испуганно сказал Саша, — н-не понимаю…

— Странный нынче еврей пошел, — печально покачал головой Самарий Валентинович, — родного языка не знает…

Петровский покрылся легкой испариной.

— Я думал, мы будем беседовать на идиш, — улыбнулся Куролапов.

— А в-вы что, тоже еврей? — заикаясь, спросил Саша.

— Кто знает, — покачал головой Самарий Валентинович, — очень даже может быть. Никто не знает, еврей он или нет! Сионизм пустил такие глубокие корни, что сейчас евреем может оказаться любой. Вот вы, Александр Иванович, как, например, стали евреем? Ведь мы вас считали русским?..

— И я так считал, — с готовностью произнес Саша. — И соседи, и коллеги. И даже жена. И вот, совершенно случайно, я узнал, что мой род берет начало в городе Вифлееме, где родился и Иисус Христос.

— Иисус Христос, уважаемый Александр Иванович, родился в Назарете, — Самарий Валентинович сладко улыбнулся

— Да, да, вы правы, но это рядом.

— Да не так уж и рядом.

Петровский начал переступать с ноги на ногу.

— Но это ж тоже в Израиле, — сказал он, — главное, что мои предки родились в Израиле.

— Они не могли там родиться, — произнес Куролапов.

— Как?! — Саша даже вздрогнул.

— Тогда не было Израиля, май таэрэ.

— A-а что ж-же?

— Тогда, май либе, была Иудея!

Саша набрался сил:

— Какое это имеет значение? Главное, что они были евреями! — здесь он запнулся. — Евреи-то тогда были?..

— Были, Александр Иванович, были, — успокоил Куролапов.

— Ну, вот! Ну, так вот. Значит, они были евреями и значит, значит…

— Вы рассказывайте, рассказывайте.

— …значит, служили в храме, в Иерусалиме.

— В Первом храме или во Втором?

— В-в обоих, — на всякий случай ответил Саша. — Моя пра, пра, пра…

— Понятно, бабушка, — остановил Самарий Валентинович.

— Совершенно верно, служила в Первом, а пра, пра, пра…

— Дедушка?

— Угу, во Втором.