Эльмира Нетесова - Колымское эхо

— Ну а когда на зоне пересчитали и взвесили, скандал поднялся. Да еще какой! Водителя чуть не за кадык взяли, готовы из него выда­вить те пять буханок. А он что мог? Помешать, запретить мужикам? Да он глазом сморгнуть не успел, как хлеба не стало. А его колотят, по морде бьют и матом поливают. Но ведь такое надо было предвидеть заранее, списать на ес­тественные убытки. К счастью, все остальное довез в сохранности.

— Порядочный мужик! — встряла Варя.

— Короче, я возник в самый разгар мордо­боя. И начал, как юнец,— откашлялся Игорь:

— Как вы смеете человека бить? Или вам не стыдно?

— Семенов глянул, и, не зная, кто я, что мне нужно, послал матом, да так забористо, еще и на дверь указал. Пообещал вломить как при­дурку, за помеху. Вот тут я впервые в жизни рассвирепел. Как грохнул кулаком по столу, что чернильница упала и разбилась вдребезги. Ну, а я ору:

— Сам вылетишь с работы, недоносок! Ты посмел на меня пасть отворить! А кто есть? Да я тебя нынче в порошок сотру, кретина без­мозглого! Меня, прокурора края, матом крыть вздумал. А ну, вон из кабинета! В ШИЗо будешь дожидаться решения твоей участи! Чего разве­сил губищи? Что велено? Живо шурши с глаз, подонок!

— Семенов будто онемел. Смотрит на меня, не веря в услышанное. Но вскоре пришел в себя, когда в мои документы глянул.

— Он там не усрался часом? — захохотали девчата громко.

— Почти что!

— Это на него похоже!

— Сразу изменился, извиняться стал. Потом вспомнил о зэке-водителе и велел ему убирать­ся. Мол, позже с тобой разберусь. Но я потре­бовал рассказать, что случилось.

— Пока Степан мямлил, водитель все рас­сказал просто и доходчиво. Я отпустил его. А Семенову высказал все. Отвел, что называ­ется душу. И пригрозил довести до сведения всего руководства, поставить вопрос о его уволь­нении в связи с несоответствием. О-о, что тут было! Он на коленях ползал, просил простить, обещал никогда не повторить случившееся. В натуре, сопли распустил. Ну, я и пожалел, а не стоило!

— Надо было его выкинуть!

— Нужно было самому вломить!

— Небось, ты за дверь, а он снова за свое!

— А что он с водилой сделал? Не поверю, чтоб отстал от него!

— Водилу он не наказал. Боялся, что тот всей зоне вякнет о моем разговоре с начальником и обо всем, что видел. Потому попросил мол­чать. От себя пообещал замять случай с хлебом. Ну, шофер и тому рад. Никому ничего не расска­зал. Ну, а Семенов положил мне в сумку отбор­ные продукты и дает в руки. Я его по всем паде­жам пустил. Вытряхнул все на стол ему. Тут Степа и вовсе растерялся. Он привык вот так работать. Иначе не умел. Здесь сбой получился. Он стал раскорячась и не поймет, что делать?

— А чего коньяк не предложил?

— Точно! Это по-мужски!

— Не решился. Там окно было открыто. И по мне понял, что ничего не получится.

— Жаль, что на тормозах ему все спустил. Не стоило так много прощать,— сказала Варя.

— Короче, тот хлебушек водитель надолго за­помнил. В других зонах такой шухер не подни­мали. Списывали молча, начальство и не знало о подробностях рейсов. Хотя, конечно, недора­ботки, промахи имелись. Но уже другие. Быва­ли и покруче, чем у вас. Там в штрафном изо­ляторе нередко умирали от побоев, голода и хо­лода. И не только в ШИЗо, в бараках и на ра­боте. Всякое было. Даже по пути в зону падали замертво люди.

— Это мы знаем,— согласилась Ритка.

— А скольких охрана угробила.

— И не только сама, а и овчарки им помогли.

— Да что им наши жизни? За людей не счи­тали. Убивали нас из куража, развлекаясь. Вот рожа не понравилась, уберут из жизни, найдут повод, придумают его!

— Какой там повод? Он им и не нужен был,— встрял кто-то из девчат.

— В том и беда, что сами зэки сказать прав­ду боялись. Опасались расправы. Ее в случае чего никто не избежал.

— А знаешь, какие наказания применяли к нам? — спросила Галка.

— Конечно, наслышан. ШИЗо, мордобой, уре­зание жратвы, придержание корреспонденции, отказ в свиданиях.

— А еще баню запрещали на целый месяц. Как женщине без нее? Это пытка! Ну, случались бунты. Хотя ни разу ничего не добились. Заго­няли в барак и тыздили нас, как скот, случа­лось, и до смерти забивали. А потом вывозили за зону, там сбрасывали. Если зимой — волкам оставляли, а летом сжигали, как мусор. Обо­льют бензином, подожгут, а через пару часов закопают, чтоб не воняло. Вот и все похороны.

— Девчата, всех так дубасили? Или кого-то щадили и не трогали? — спросил Бондарев.

— Всех колотили.

— Одних каждый день, других пореже.