Кристофер Мур - Самый глупый ангел

— Он сказал, что теперь у него есть все, что нужно.

— И что это такое? Что он взял?

— Не знаю. — Джоша уже начал тревожить этот длинный. Вид такой, точно констебля сейчас вырвет. — Вы уверены, что вам про свет интересно? Я мог ошибиться. Я же ребенок. А из нас, как известно, самые ненадежные свидетели.

— Ты где про это слыхал?

— В «Следователях на месте преступления».

— Да уж, эти ребята все знают.

— Зато у них самая четкая техника.

— Ага, — завистливо протянул Тео.

— Вам такой не дают пользоваться, а?

— He-а. — Теперь в голосе Тео действительно звучала грусть.

— Но парня-то вы застрелили, да? — бодро поинтересовался Джош, пытаясь тем самым поднять дух Тео.

— Я солгал. Извини меня, Джош. Я лучше пойду. Твоя мама скоро вернется. Ты просто ей все расскажи. Она за тобой присмотрит. А пока с тобой посидят шерифы. До встречи, парнишка. — И Тео, выходя из кухни, взъерошил ему волосы.

Но Джош не хотел ей ничего рассказывать. И не хотел, чтобы констебль уходил.

— Тут еще вот что…

Тео обернулся:

— Ладно, Джош, я немного побуду с тобой…

— Сегодня вечером кто-то убил Санта-Клауса, — выпалил Джош.

— Детство так быстро кончается, правда, сынок? — сказал Тео, кладя руку ему на плечо.

Если бы у Джоша был пистолет, он бы немедленно застрелил длинного, но, будучи пацаном невооруженным, он просто решил, что из всех взрослых только этот придурковатый констебль и способен поверить в то, что случилось с Сантой.

Два помощника шерифа вошли в дом вместе с Эмили Баркер, матерью Джоша. Тео дождался, пока она не выжмет из сына дух родительскими объятиями, после чего успокоил ее, что все будет в порядке, и быстро смотал удочки. Спускаясь по ступенькам, он заметил, что на передней шине «вольво» поблескивает что-то желтое. Тео оглянулся, не выглядывает ли наружу кто из полицейских, присел и сунул руку в нишу шасси. Наружу он вытащил клок желтых волос, зацепившийся за угол пластикового молдинга. Тео быстро сунул волосы в карман рубашки и сел в машину. Клок бился у его сердца, как живой.

Малютка Воительница Чужеземья признала, что без медикаментов она бессильна, а жизнь ее стала неуправляемой. Молли поставила галочку в синенькой брошюре «Анонимных наркоманов», которую до сих пор хранил Тео.

— Бессильна, — пробормотала она, припомнив тот раз, когда мутанты приковали ее к скале в логове барсукопотама. Это случилось в «Чужеземной стали: мести Кендры». И если бы не вмешательство Селькирка, главаря Пиратов Песков, ее кишки до сих пор коптились бы на соляных сталагмитах в вонючей норе.

— Обидно, а? — сказал закадровый голос.

— Заткнись, на самом деле этого не было. — Или было? Ей все помнилось будто наяву.

С закадровым голосом у нее проблема. Одна, зато какая. Если бы все сводилось только к эксцентричному поведению, можно было бы забить до первого числа следующего месяца, а потом начать пить медикаменты снова, и Тео ничего не заметит. Но раз появился закадровый голос, дело труба. Молли вновь обратилась к синей книжице «Анонимных наркоманов» — Тео не выпускал ее из рук, когда пытался преодолеть свою страсть к дури. Постоянно твердил, какие шаги предпринимать и как без них в жизни и шагу ступить не может. А ей теперь требовалось хоть какое-то подкрепление, чтобы не так проворно размывалась линия между Молли Мичон, организатором рождественских вечеринок, пекарихой печенюшек и удалившейся от дел киноактрисой, — и Кендрой, истребительницей мутантов, проламывательницей черепов и соблазнительницей воинов.

— «Шаг Два, — читала Молли. — Научись верить, что твое здравомыслие может восстановить некая сила, которая больше нас самих».

На минуту она задумалась и выглянула в окно хижины — не приближаются ли фары Тео. Ей очень хотелось надеяться, что все двенадцать шагов она освоит до его приезда.

— Моей высшей силой будет Ниггот, Бог Червей, — объявила она, схватив с кофейного столика сломанный палаш и грозя им телевизору «Сони», который угрюмо насмехался над ней из угла. — Во имя Ниггота пойду в атаку я, и горе любым мутантам или Пиратам Песков, кто осмелится перейти мне дорогу, ибо жизнь их будет принесена в жертву, а окровавленные яйца украсят тотемный столб в моем жилище.

— И нечестивцы побегут в ужасе пред величием твоих испятнанных грязью и изящных по форме ляжек, — произнес закадровый голос с несгибаемым энтузиазмом.

— Это само собой, — откликнулась Молли. — Ладно, Шаг Три. «Обрати свою жизнь к Господу и да познаешь ты Его».