Шон О'Кейси - Современная ирландская новелла

— Ну не знаю, — ворчал Джеймс, — я не считаю, что надо их избегать. Я не прочь встретиться с матерью, сестрами, братьями. В этом нет ничего странного. Но пока я этого не хочу.

— Ну и правильно, спешить некуда, — согласился Джимми, вдруг сникнув. — Будут смотреть на тебя сверху вниз — другого от них не дояадешься. То есть они, конечно, будут любезны и вежливы, но все равно станут относиться к тебе свысока.

— Вечно ты всего нагородишь, — недовольно сказал Джеймс. — Ты просто не уверен в себе, вот и думаешь, что на тебя смотрят свысока. Тебе всегда мерещится, будто с тобой что‑то не так, а на самом деле ничего подобного. Неладно‑то как раз с ними. Они слиш — ком беспокоятся, что о них подумают. Вот когда я стану государственным служащим или преподавателем в университете, они будут рады со мной познакомиться. Такие люди всегда ценят тех, кто им может пригодиться.

Хоть Кейт и смешили эти мальчишеские поучения, она сознавала, что в словах Джеймса, как ни грустно, есть житейская мудрость. Если Джимми с его обаянием и слабостями, унаследованными от отца, может оказаться обузой для других, Джеймс будет упорно трудиться, копить и начнет знакомиться со своими родными, только когда сам захочет, а не когда им вздумается. И уж он‑то не допустит, чтобы кто‑нибудь из его родни смотрел на него сверху вниз. Кейт стала совсем дряхлой, и ее привязанность к жизни заметно ослабла, но одного ей хотелось от всей души — посмотреть, как Джеймс обойдется со своими родственниками.

И все же Кейт знала, что увидеть это ей не суждено. Она снова слегла, и Молли переехала к ним, чтобы ухаживать за матерью, а Нора с мужем, иногда прихватив еще мужа Молли, приходили помогать по вечерам. При Молли дом Кейт сразу преобразился. Молли была проворная, умелая, она успевала и накормить мальчиков и рассказать о больной соседям, с которыми беседовала, стоя в дверях и сложив руки на груди; только время от времени она украдкой выскакивала во двор или в гостиную и на несколько минут давала волю безудержным слезам, все равно как другая выскальзывала бы тайком, чтобы приложиться к бутылке. Пришел священник, и Молли поговорила с ним о делах прихода, словно ничто другое не занимало ее мыслей, а потом поспешила к матери. Кейт попросила позвать Джимми и Джеймса. Те молча поднялись по лестнице и встали по обе стороны большой кровати. И каждый взял ее за руку.

— Не убивайтесь по мне, — сказала Кейт. — г Я знаю, вы будете без меня скучать, но ругать себя вам не за что. Каждой бы матери иметь таких хороших сыновей, как еы… — С минуту она напряженно думала, а потом сказала: — Я горжусь вами, и ваш отец тоже.

Все замерли.

— Мама, — лихорадочно зашептала Молли, — ты забыла, это Джимми и Джеймс.

Кейт на секунду открыла глаза и посмотрела на дочь в упор.

— Я знаю, кто это, — сказала она. Потом веки ее снова опустились, и несколько минут она тяжело дышала, словно стараясь собраться с силами. — Живите так, чтобы отцу, будь он жив, не было бы за вас стыдно. Он был хороший человек, прожил честно и ни разу чужого гроша не присвоил. Джимми, присматривай за младшим братом без меня.

— Хорошо, мам, — отозвался Джимми.

Слово «мам», которое он не произносил с детства, доконало Молли, и она с рыданиями выбежала в соседнюю комнату. Там на нее накинулась Нора, ведь Маони ничего не спускали друг другу.

— Перестань дурить, — насмешливо сказала она, — ты нее видишь, бедная мама уже все путает.

— Нет, не путает, — всхлипнула Молли. — Я видела ее, а ты нет. Она прекрасно понимала, что говорит. И Джимми тоже. Они ее родные дети, а чужие — мы.

В тот вечер, когда Кейт наконец обрела вечный покой и лежала в коричневом саване с четками в скре щенных руках, пришли соседи и сели вокруг нее при свечах. Все они задавали себе тот же вопрос, что и Молли: как случилось, что эта старая женщина сумела бережно подобрать тех, кого мир отшвырнул прочь, и окружить себя новой семьей, ставшей для нее ближе и дороже собственной. Но эту тайну Кейт унесла с собой.

Мэй Макмагон — хорошенькая девушка — была единственной дочерью бухгалтера Джека Макмагона и его жены Маргарет. Они жили в Корке на улице Саммерхилл, круто поднимавшейся от нижней части города на вершину холма Монтинот. Жизнь Мэй ничем не отличалась от обычной жизни девушек из хороших семей: она брала уроки музыки и танцев и влюблялась в братьев своих школьных подруг. Только изредка приходил ей в голову вопрос, а для чего, собственно, живут люди, но каждый раз она забывала спросить об этом у отца, хотя он‑то, конечно, смог бы ей ответить. Ее отец знал все или почти все. Этот высокий, благообразный, застенчивый человек, казалось, с юных лет готовился к мученическому уделу и черпал силы в ирландском виски. Мать Мэй, маленькая миловидная женщина, обо всем имела собственное мнение, правда, мнения ее постоянно менялись, во всяком случае, хватало их ненадолго. Взгляды же отца Мэй были незыблемы, он не менял их никогда.