Джудит Леннокс - Призрак былой любви

Я молча кивнула. «Сумасшедший, — думала я. — Одиночество, разочарование и озлобленность лишили его рассудка».

— Он сказал: «Что, смыло твои куличики?»

— И вы его ударили?

— Не тогда. Не забывайте, он был крупнее меня. Сильнее. Как животное. И гадил, как животное: я видел однажды, как он лежал в поле с какой-то девкой из деревни. Меня он считал слабаком. Высмеивал перед ребятами из ополчения. А во время наводнения отослал меня в церковь, с женщинами.

Не в силах вынести напряженный взгляд его светлых глаз, я отвернулась. Тучи затянули небо, и в комнате тоже потемнело. Тяжелые дождевые капли колошматили по пыльным оконным стеклам, стекая на наружные подоконники.

— Хотите знать, как я его убил, мисс Беннетт? Сможете написать об этом в своей книге.

И опять я кивнула. Он отошел от меня, снова сел. Я облегченно вздохнула про себя.

— Он сказал: «Что, смыло твои куличики?» — но я не поддался на провокацию. Продолжал заниматься своим делом. Он постоянно прикладывался к своей фляжке, предложил выпить и мне. Я отказался, объяснил, что мой организм не принимает спиртного. А он сказал, что его организм принимает спиртное очень даже хорошо, поднимает тонус. После пары бокальчиков он становится неудержим, может заниматься любовью часами и непременно доставит огромное удовольствие даме, к которой идет на свидание.

Кит опять зашелся в кашле; я испугалась, что его дряхлые, слабые легкие вот-вот лопнут. Я вышла из комнаты и, открывая одну дверь за другой, стала искать кухню. Нашла, налила воды в чашку, принесла ему.

Краснота на его лице, вызванная кашлем, сменилась мертвенной бледностью, когда приступ прошел. «Он не только сумасшедший, — подумала я, — он едва живой». Наверно, мне следовало бы уйти, позвать врача, но любопытство возобладало.

— Вы знали, что Дара шел к Тильде? — спросила я.

— Он обхаживал ее многие годы. Никак не хотел оставить в покое. Я его спросил. Он ответил. Вот тогда-то он… — на лбу у Кита де Пейвли выступила испарина; он промокнул пот носовым платком, — тогда-то он и догадался, что я ее люблю. Стал надо мной смеяться. И я ударил его лопатой. Первым ударом оглушил его, он упал. Потом ударил еще раз.

Он заулыбался. Его улыбка была особенно отвратительной.

— Все оказалось проще простого, — продолжал Кит де Пейвли. — Он был пьян, даже подумать не мог, что я на него нападу. Считал меня тряпкой, слабаком. А у меня сильные руки, мисс Беннетт. Я ведь много копал.

— Вы ударили его лопатой и убили?

Он подавил кашель. Дождь все еще барабанил по окнам, из щелей в рамах текла вода.

— Еще… не… тогда. — Он глотнул воды. — Сначала я растерялся. Хотел бежать за помощью, а потом понял, что нам всем будет лучше без него. Тильде… Джосси… мне… всем. Он был распутник, никчемный человек. У меня с собой был фонарь. Помнится, я поднял голову и увидел незалатанную брешь в дамбе. И подумал: это же идеальная могила. Конечно, я читал ту книгу. Дара Канаван не заботился о земле, как следовало. Я предупреждал его за много лет до того, что Болотный край особенный. Он меня, естественно, не послушал. Он был без сознания, я связал его по рукам и ногам шнурками от ботинок. Это были добротные кожаные шнурки — те свои ботинки я купил на Крите в тридцать шестом, специально для работы в поле, он не смог бы их порвать. Потом я приволок его к бреши в береговой насыпи. Я не знал, жив он или мертв. Это не так просто определить, как кажется. Но, когда я начал забрасывать его землей, я увидел, что он шевельнулся. Его нога дернулась. Я продолжал закапывать.

Он умолк. Меня тошнило. Страх исчез: Кит де Пейвли был всего лишь жалким обезумевшим стариком. Мне хотелось бежать из его грязного затхлого дома, где издавна поселились ненависть, зависть и ревность.

Но он снова заговорил. Возможно, слишком долго храня свою тайну, он был рад исповедаться.

— Я думал, его найдут. Весь следующий день я ждал стука в дверь. Ждал недели, месяцы. Думал, его найдут. Мне снились кости в траве. Снилось, как я рою канаву и натыкаюсь на череп. Я больше не мог заниматься раскопками. — Он рассмеялся. — Какие уж тут раскопки! По ночам, когда я оставался один, — а я всегда был один — мне представлялось, как в дом ко мне стучат, я открываю дверь и вижу его. Он стоит на пороге, отряхивая с одежды землю.

Мне пришлось встать и подойти к окну, хотя пыль и струи дождя на стекле не пропускали в комнату свет.

— Вы сожалеете о своем поступке?

— Вовсе нет! Вы только подумайте, сколько горя он бы еще принес. Подумайте о бедной Джосси.