Павел Верещагин - Год крысы

Вольфганг каким-то образом понял, что имеет в виду Семен Семеныч, и на его лице выразилось огорчение.

— Nein, — грустно покачал он головой. — Nein. Ih habe Contract bis Dezember.

— Понял? У него контракт до декабря.

Немец кивнул.

— Cristmas! Nach Hause! — подтвердил он. Потом прижал согнутые в локтях руки к бокам, переступил с ноги на ногу, запфукал, очень похоже изображая паровоз, и начал, притопывая, двигать руками, — как маховиками, вращающими чугунные колеса.

— А домой только в Рождество, — перевел Семен Семеныч. — А до Рождества он будет торчать здесь и принимать у нас порошок. Столько, сколько мы ему привезем!

Он рассмеялся и любовно ткнул Вольфганга локтем в бок. Славный все-таки парень этот немец. Хоть и не семи пядей во лбу.

Матросов с интересом посмотрел на всех троих.

— Ну что, нести мешки внутрь? — спросил он.

— Не надо! У них для этого специально обученный человек имеется.

Он указал Вольфгангу на мешки, потом на двери офиса. Вольфганг кивнул, достал из нагрудного кармана портативную рацию, сказал в нее пару каких-то слов, и через минуту из дверей вышел человек в синем комбинезоне с фирменной логотипом концерна на груди.

Строго на него посмотрев, Вольфганг нащупал на груди висевший на шнурке ключик от кассы, развернулся и, бережно держа коробок в руках, неторопливо зашагал в офис.

— Теперь туда? — спросил Матросов.

— Да. Сначала взвешивать. Потом опять анализатор… А уж потом самое приятное: Вольфганг отлистает нам честно заработанную наличность!

— Ясно. Тогда я тебя в кабине подожду…

— Как хочешь.

Грузчик узнал Бэху и пожал ему руку.

— Аммонит? — Он кивнул в кузов.

— Аммонит!

Грузчик заглянул внутрь и удивился.

— Ну, вы даете!

— А ты как думал!

— Ведь позавчера привозили сто пятьдесят килограмм!

Бэха пожал плечами: что поделаешь, опять набралось!

Грузчик покрутил головой, принял на руки первый мешок и шагнул к офису.

— И где только вы все этот аммонит берете! — бросил он через плечо.

— Кто это — все?

— Ну, те, кто возит!

— А что, есть такие?

Грузчик остановился в дверях:

— Да встречаются мастера…

— Вот сволочь! — процедил сквозь зубы Бэха, имея в виду химика.

— Что? — не расслышал грузчик.

— Да так… Ничего…

Бэха направился в офис, а Матросов и Семен Семеныч снова забрались в кабину. Когда Семен Семеныч остался наедине с Матросовым, его оживление сменилось настороженностью.

Он тайком глянул на профиль Матросова, который улыбался, вспоминая симпатичного Вольфганга.

— А почему ты сказал, что тебе не дадут кредит? — подумав, спросил Семен Семеныч. — Ты что, вправду псих?

Матросов очнулся, посмотрел на настороженное лицо Семен Семеныча и рассмеялся:

— Не бойся. Я нормальный. Только на учете по старой памяти состою.

— А-а…

По лицу Семен Семеныча было видно, что ответ Матросова убедил его не вполне.

— Это старая история… — взялся рассказывать Матросов. — Вряд ли тебе будет интересно… Я в армии в Средней Азии служил. В Тьму-Таракани. При госпитале — ну, там, принеси, помой, убери… У нас доктор был — сдвинутый. Воображал себя великим хирургом. У него в кабинете в рамочке висела вырезка из старого журнала. Какой-то чудак в Южно-Африканской республике, их известный хирург, пришил собаке вторую голову. Чтобы что-то в науке доказать. А потом вроде как первым сделал пересадку сердца. Вот наш Дудко и решил африканца переплюнуть. В смысле собаки с двумя головами. Они с фельдшером под вечер жахнут спирта и давай собак перекраивать… — Матросов поднял руку и грустно провел пальцем по лобовому стеклу. — А я утром хоронил результаты их опытов.

Он помолчал.

— Им собак мужики из соседних деревень поставляли. Из расчета сто грамм спирта за особь. К концу службы ни одной собаки в округе не осталось. А те, что остались, обходили нашу местность за тридевять земель

— Я вообще-то должен был их в котельной в топку бросать. А я хоронил. Мне их жалко было. Копаю и плачу… Копаю и плачу… Я как-то с детства с собаками… Потому что с одной стороны — полезное животное. А с другой — вроде как друг… А эти… Для чего они рождались? На забаву Дудко? У меня целое кладбище получилось. Голова к своему туловищу. Голова к туловищу. Поначалу я даже таблички пытался писать. Мол, дворняжка «Пушок», типа лайки, белая с подпалинами. И дату. Тогда наверное я головой и повернулся. Меня поймали, когда я под операционную этого Дудко гранату закладывал. И прямо в сумасшедший дом свезли…