Потом мы с Ледар поднялись и посмотрели друг на друга, и нам обоим понравилось то, что мы увидели.
После того как мировой судья объявил нас мужем и женой, друзья и родственники поднялись и аплодировали нам стоя, и я поцеловал Ледар.
Мы вернулись на пьяццу Фарнезе, где на террасе моей квартиры был устроен свадебный пир, причем братья привезли с собой полный комплект записей пляжной музыки Южной Каролины. Каролинцы показали римлянам, как южане танцуют шэг, и веселье продолжалось до двух часов ночи. Даллас, Дюпри и Ти проявили удивительную тактичность, не став проигрывать песню «Save the Last Dance for Me». Я ни секунды не сомневался, что, вернувшись в Южную Каролину, они будут рассказывать каждому встречному и поперечному, что познакомили итальянцев с нашей пляжной музыкой.
Я как раз обносил последних гостей коньяком, когда Ледар подошла ко мне, чтобы сказать, что собирается вместе с детьми проводить родителей в отель «Хасслер». Я решил было пойти вместе с ними, но она, кивнув в сторону разбредшихся по гостиной друзей, объяснила, что хочет уложить родителей спать, так как они явно перебрали итальянского вина, и их отвезет Дюпри, а Джон Хардин составит компанию.
— Но ведь сегодня наша первая брачная ночь! — воскликнул я, и в ответ Ледар, встав на цыпочки, поцеловала меня.
— Я тебя разбужу, — пообещала она.
— Я не буду спать. Хочу встретить рассвет.
— Хороший выбор, — улыбнулась Ледар.
— Лучшего и не бывает, — ответил я.
— Ловлю тебя на слове, — снова улыбнулась она.
— Вот почему я и подарил тебе это, — заявил я, указав на золотое кольцо у нее на пальце.
— Вот почему я и приняла твой подарок.
Когда все разошлись, я снова вышел на террасу, чтобы посмотреть на рыжевато-коричневый лабиринт улиц. Ночью казалось, что город вырезан из жженого сахара. На площади внизу два фонтана переговаривались между собой на языке бегущей воды. Мне хотелось поблагодарить Рим за то, что он лечил мою израненную душу, поглаживая меня руками в лайковых перчатках. Рим научил меня, что красота сама по себе дорогого стоит; он приютил меня, и нянчил меня, и вернул меня на путь истинный. И мне хотелось найти для него слова благодарности. Посмотрев на крыши домов и яркие огни на набережной Тибра, я пообещал себе когда-нибудь написать любовное письмо со словами признательности и благодарности Вечному городу. Услышав за спиной какой-то шорох, я обернулся и увидел Ли.
— А я думал, ты уже давно спишь, — удивился я.
— Я слишком перевозбудилась, чтобы уснуть, — ответила она, взяв меня за руку.
И мы стали вместе смотреть на пьяццу — я и моя дочь, вместе с которой мы уже много лет любовались этой широкой и красивой площадью. Я так многим был обязан и этому ребенку, и этому городу, что неожиданно понял: слова — всего лишь знаки, которые наносишь, чтобы описать самое сокровенное, когда тебе необходимо выразить и великолепие, и волшебство, и неотвратимое чувство утраты, возникающее в эти стремительно бегущие, беспокойные часы.
— Ли, мы так долго были с тобой одни, — сказал я, глядя на одинокий автомобиль, промчавшийся по площади.
— Слишком долго, папочка, — уточнила она.
— Словно Одинокий Рейнджер и Тонто.
— Нет, нам было лучше, чем им, — возразила Ли.
— Я тоже так думаю.
— Папочка!
— Что, малышка?
— Я не могу не думать о маме, — вздохнула Ли. — Мне стыдно, что я так рада за вас с Ледар.
— Стыдиться тут нечего, — произнес я. — Я тоже весь день о ней думал.
— Почему?
— Потому что мне хотелось рассказать ей о свадьбе. Мы ведь привыкли с ней всем делиться. Мне хотелось, чтобы она узнала о тебе, обо мне и о Ледар.
— А что бы ты ей сказал, папочка?
— Что, надеюсь, у нас будет все хорошо, — ответил я.
— Больше, чем хорошо, — возразила Ли. — У нас все будет просто замечательно. Мы станем семьей.
— Ты ведь всегда этого хотела, малышка?
— Ага. Но я хотела этого даже больше для тебя, чем для себя. Ты был таким одиноким, папочка. Я не могла видеть тебя таким.
— Эх, надо было лучше скрывать свои чувства!
— Никто, кроме меня, этого не знал, — потупилась Ли. — Но не забывай, что я твоя дочка и кому, как не мне, все о тебе знать.
К дому подъехал автомобиль, и мы увидели, как из него вышли Ледар и мои братья. Дюпри с Джоном Хардином разделись до трусов, залезли в большой фонтан. Дюпри окунулся с головой, а Джон Хардин лег на спину. Ли отпустила мою руку и побежала вниз, к Ледар, которая держала одежду братьев.
Я рассмеялся про себя, глядя, как братья радуются купанию в неразрешенном месте. Из дверей вместе с Ли вышли Ти с Далласом, и Ти прыгнул в фонтан прямо в костюме. Ли присоединилась к нему, даже не сняв нарядного платья, а я смотрел на них сверху так, как будто все это происходило в другом мире, далеком, но очень дорогом моему сердцу.
Читать дальше