Анатолий Агарков - Три напрасных года

— Тебе не дам, и не проси. Романов, подь сюды. На. За шнур дёрнешь — полетит. Да в харю не цель. Стой, на ещё. А тебе не дам….

Матрос Романов, молоденький кок с 68-го, прибежал с танцев чаёк поставить.

Переверзев идёт по оголовку. Герасименко столкнул меня с трапа:

— Ещё один салабон. Иди, приветствуй.

Замполит:

— О вашем недостойном поведении будет доложено комбригу. Сделаю всё, чтобы вас списали по служебному несоответствию.

Герасименко:

— Эк, куда хватил! Лямку на штанах не порвёшь?

— Вы как разговариваете со старшим по званию? Как стоите перед офицером. Смирно!

— А я не на службе.

— Так нечего делать на катерах в таком виде. Марш отсюда! Вахта, удалите посторонних.

А у меня настроя нет, с пьяным сундуком артачиться. Однако, придвинулся к месту событий.

— Кто посторонний? Кто посторонний? Мичман Герасименко стал посторонним? Да ты, салабон, с мамкой в баню ходил, когда я штурвал в руки взял.

— Вахта! — брызжет слюной замполит. — Вон его!

Подхожу ближе:

— Николай Николаевич, не пора ли баиньки?

— Руки прочь, салабон!

В этот миг с берега дали залп осветительных ракет. Фейерверк! Раздались крики «Ура!», свисты ребят, визги девчат. Празднику завершение. У нас тоже. Романов, поварёшка необученный, пустил реактивную ракету в наши вымпелы расцвечивания. Вспыхнули заморские флажки. Я на катер — снимать, тушить. Дал пинка коку и отобрал оставшиеся ракеты. Вернулся на бак. С берега палят и палят ракетами — всё небо в красках. А на пирсе вцепились друг другу в глотки наши командиры. Хрипят, матерятся. Ну, ясное дело — ненавидят друг друга и говорят об этом вслух. Думаю, придушат один другого, или в воду шмякнутся оба и утонут — много ли потеряет Родина-мать?

— Ко мне вахта! — орёт замполит.

Щас! Меня только не хватало в вашей нанайской борьбе. Сел на сходню, расшнуровал ботинок, верчу ступню в руках.

— Ногу подвернул, товарищ старший лейтенант, ходыть не можу.

От хохлов нахватался словам и хитрости.

— Ссышь? Ссышь? — ликует сундук и теснит офицера к кромке пирса.

В какой-то момент старлей оставил горло противника, замахал руками, сохраняя равновесие над водой. На том и расстались. Герасименко поднялся на катер в свою каюту. Замполит учесал на берег.

Фейерверк закончился. Экипажи вернулись с праздника. Следом два погранца с автоматами — мичмана Герасименко просят пройти на берег. Сундук высунулся из каюты, оценивая обстановку. Минута была сверхкритическая. Знал я взрывной характер командира ПСКа-68, вполне допускал, что тот в плен не захочет сдаваться. В каюте у него личное оружие экипажа, а в голове — чёрте что…. Но Николай Николаевич после минутного размышления захлопнул люк каюты, закрыл на ключ и спустился по сходне. Орлами кинулись погранцы на человека в штатском. Вот это они зря сотворили — сундук шёл безропотно. А теперь захрипел от боли в выворачиваемых суставах:

— Ко мне, моряки….

И топот ног по палубе.

Ну, уж нет! Только не надо впутывать пацанов в такие дела, бросать их на автоматы караула.

— Назад! — ору. — Всем стоять!

И сбросил сходни с пирса — сначала 68-го, а потом и своего катера для безопасности. Моряки столпились на баке, но никто не решился прыгать вниз.

Уволокли Герасименко. Такой вот праздник….

Обедали, когда подъехал Атаман на ГАЗ-66. Из кузова спрыгнул Герасименко и поплёлся к КПП. Вахтенный меня крикнул. Но Кручинин курил на берегу, на пирс не торопился. Я пошёл на берег. Руку к берету, три строевых шага:

— Товарищ капитан третьего ранга, за время моего дежурства….

Кручинин скривился:

— Без происшествий?

Сплюнул в сторону.

— Сволочи…!

Вот и гадай о ком это он.

Через пару часов в пассажирке 68-го собрались коммунисты на собрание.

— Сдай повязку, — сказал мне мичман Мазурин. — И приходи.

Он секретарь партийной организации, он и начал:

— Первым вопросом — персональное дело коммуниста Герасименко….

Николай Николаевич дёрнул головой в мою сторону:

— А этот…. («салабона» он проглотил) к чему здесь?

— Тогда так, — поправился Мазурин. — Первый вопрос повестки: о приёме кандидатом в партию товарища Агапова Антона Егоровича. Поступило заявление…. Кто желает выступить?

Все желали перейти к вопросу о хулиганском поведении мичмана Герасименко, и возникла пауза. Поднялся Кручинин. Знает он меня давно и только с положительной стороны, ни минуты не сомневается, что я достоин членства в партии. И он с гордостью даст мне рекомендацию. Вопрос — кто даст вторую?