Анатолий Агарков - Три напрасных года

Витёк:

— Ну, ты, Антоха, что?

— Что? Что? Ты сядь сюда и попробуй….

— Давай.

Мы встали, меняться местами и перевернули лодку. Ялику что — он пробковый. И вёсла деревянные. А уключины утопили. Вот флотский сундук ругался. Захарка смехом зашёлся, плавает и гогочет, того и гляди, пузыри пустит. На берег выбрались, замполит к нему:

— Старший матрос, идите на катер — вы пьяны.

— Кто пьяный?

Я Захарку под руку:

— Иди-иди, Санёк. За версту видно, что ты …. Не зарубайся.

Братва пограничная, отчаянно болевшая за нас, теперь беспощадно освистывала. Отправляясь в гонку, мы оставили их гораздо трезвее. Развезло или добавили? Однако, рано расслабляться — нам ещё в волейбол играть и канат перетягивать.

Новый наш замполит был классным волейболистом — когда в базе стояли, всех на площадку выгонял. У некоторых не плохо получалось. Например, у меня — разводящим под сеткой.

— Агапов, пас! — орал замполит.

— На, мочи…

И он мочил мои «свечки» у сетки.

Флотские, те всё больше в футбол, и у нас была надежда выиграть главный приз — жареного поросёнка. Только вот не перебрали ли ребята в честь праздника? Ну, ясный перец, перебрали — ни мяч принять, ни пас дать — никакой игры. Зрители — в день открытых дверей гражданских много набежало — потешаются над нами. А и нам весело — праздник же! Замполит зубы стиснул:

— Играй только на меня.

И атакует со второй линии. Свисток. Мяч не засчитан. Судил сам командир части капитан-лейтенант Михайлов. В толпе болельщиков горячился Герасименко. Он в гражданке и пьяней вина.

— Судью на мыло! Михайлова на рею!

Каплей шутки не понял:

— Уймитесь, мичман, или я вас удалю из части.

— А где ты мичмана увидал?

Михайлов Переверзеву:

— Уймите ваших болельщиков, иначе я сниму команду с соревнований.

Замполит с площадки выскочил и толкнул командира ПСКа-68 в грудь.

— Иди, проспись.

Герасименко сел в пыль и возмутился:

— Ты это что, сынок, ручонки распускаешь?

Переверзев вернулся на площадку и перекинулся взглядами с Михайловым. Когда Николай Николаевич ринулся за сатисфакцией, по команде каплея два дюжих моряка завернули ему руки за спину. Он хрипел, едва не касаясь носом колен, матерился, но двигался в определённом направлении. Через пару-тройку минут ворота флотской части за ним захлопнулись.

Игра продолжилась, но….

На балкон двухэтажки, соседствующей с забором части, вышел Николай Николаевич Герасименко, с ружьём в руках. Это был его дом, его квартира, его балкон и даже его ружьё, заряженное, наверное, его патронами.

— Эй, старлей, будь ласка, отойди в сторонку, чтобы я других не зацепил.

Визг и паника среди гражданских лиц. Отдать надо должное — моряки мужественно сдержали угрозу.

— Играем, играем, — уговаривал судья. — Он не посмеет.

— Эй, Михайлов, — вещал с балкона Герасименко, — второй патрон для тебя.

Мы играли, поглядывая на соседний дом. Вот рядом с командиром ПСКа-68 появился мичман Мазурин. Ружьё с глаз пропало — сундуки обнялись.

— Эй, Михайлов, заходи, выпьем, а этого салабона с площадки гони — всё равно проиграет.

Балкон опустел. В волейбол мы проиграли. Канат не перетянули. Впрочем, в этой интеллектуальной забаве моряков я не участвовал. Притопали с волейбола и увидели картину достойную пера Рембрандта — дежурный по рейду, сидя на сходне, травит в воду лишнюю пищу.

— Чего-то съел, — предположил Витя Иванов.

Но глазки выдали боцманёнка с 68-го — нет, что-то выпил.

Переверзев сорвал с него повязку:

— Где вахтенный? Кто обеспечивает?

Натянул повязку на мою руку:

— Разобраться, доложить.

Вахтенный матрос спал, уставший, на спардеке. Обеспечивал Мазурин, ныне выполнявший особую миссию по умиротворению мичмана Герасименко. Так что….

— Заступайте в наряд, — приказал замполит. — Поставьте вахтенного.

В наряд заступил, а вахтенного…. День Флота — люди настроились. После всех соревнований танцы — девчонок понабежало, из ДК ВИА притащился. Ну, праздник — чего говорить? Сижу на трапе один с двумя повязками, а на плацу у флотских музыка…. Отсюда слышу, как шуршат девичьи юбки…. Зримо вижу, как извиваются грациозные фигурки в потных ладонях моряков…. Эхма!

Гераська плетётся. Где Мазурин? Должно, пал жертвой зелёного змия, разоружая приятеля.

— Бдишь, салабон?

Вот такие наши отношения с мичманом Герасименко.

Нырнул в свою каюту, вынырнул с реактивными ракетами. Сигнальными, конечно. Вечерело. Салют будет, и сундук готовился. Сел неподалёку, косится: