– Ладно, дядя Филипп, не прибедняйся, мы же видели твои ордена, когда ты на празднике при них был, – не унимался Петя Клацан.
– Так то за другое, после уж дали.
– Расскажи, дядя Филипп!
Бригадир усмехнулся:
– Или у нас сегодня выходной? Наш мост – всей трассе, считай, бельмо на глазу, а мы рассиживаемся и байки слушаем.
Поднял влажные еще сапоги, критически осмотрел, начал обуваться, приговаривая:
– Все равно снова вымокнут, портянки сухи – и лады.
Натянул, притопнул, сказал, ни к кому не обращаясь:
– Ежели бы что другое строили, ни в жисть сейчас не пошел бы. Выпил бы водки – и в спальник. А мост – он ждать не может.
Нашарил у ног топор, поднес к глазам, оглядел придирчиво и, не удержав вздоха, провел ногтем по зазубринкам на лезвии. И только сейчас Николая стеганула по сердцу догадка: топор-то у бригадира – тот самый, с фронта!
– Дядя Филипп, ты не серчай за давешнее, – подошел к старику.- Я вечером выправлю лезвие.
– Ладно, такое дело, чего там, – буркнул тот и заспешил: – Ну, казаки, пошли, пошли, некогда рассиживаться!
Очередной порыв ветра толкнул инженера в спину, обсыпал шуршащим снегом. Под ушанку пробилось:
– …а-ард …тоны-ыч!
По голосу – вроде бы Саша Мироненко, старший техник, что шел следом с группой нивелировщиков. Эдуард Антонович обернулся, однако па оставленном позади и доступном обзору участке трассы, вплоть до березового колка, никто не маячил. Получалось, нивелировщики довольно-таки изрядно отстали, а он, увлекшись промерами, не дал себе труда хотя бы разок оглянуться.
– Ого-го, Са-ша! – крикнул, ощупывая взглядом колок.
Слова вырвались изо рта, облаченные в коконы пара, но ветер мгновенно разметал пар, а слова перемешал с колючими крупинками и полной пригоршней метнул обратно в рот.
– Тьфу, черт! – ругнулся он, выплевывая нежданное угощение.
Воткнул треногу с теодолитом в снег, поднял у шапки уши. Через какое-то время удалось поймать тот же, изжамканный ветром, Сашин зов.
Впереди шагали с металлической лептой пикетажисты – промеряли трассу будущей железнодорожной линии. Такая у пикетажной бригады работа: шагать, промерять, ставить пикеты – колышки с затесом, где выведен карандашом порядковый помер.
Сто метров – колышек, сто метров – колышек… Когда, сделав свое дело, изыскатели покинут трассу, деревянный пунктир поведет за собой строителей, явится осью нового рельсового пути.
– …а-ард …тоны-ыч!
На этот раз навострились и пикетажисты – посбрасывали шапки, ловя неясные звуки.
– Все ли ладно там? – крикнул инженеру Володя Попов.
Инженер вместо ответа похлопал рукавицей по теодолиту, давая понять, что оставляет инструмент на их попечение. После этого развернулся лицом на ветер, набрал полную грудь холодного воздуха:
– Иду-у…
Выставив плечо, начал пробиваться навстречу ветру, придерживаясь собственных недавних следов на неглубоком пока снегу.
Зима нынче свалилась на Сибирь, нарушив все привычные календарные сроки, поставила изыскателей перед выбором: либо переносить завершение полевых работ на следующий сезон, либо одолеть последние километры в ускоренном темпе. Вкалывать, не считаясь с погодой. Инженер посовещался с парнями. Все высказались за то, чтобы не уходить с трассы. Благо, и морозов настоящих еще нет, и снега не так много навалило…
Инженер шел, подняв у шапки уши – ловил порывы ветра, но нивелировщики не подавали больше голоса. Живая ниточка следов возвратила к березовому колку, трасса протянулась по его опушке. И здесь – будто ударило: увидел вдруг, как ветер выметает из березняка сизые клочья дыма.
Что же, день выдался такой, когда сам бог, можно сказать, велит развести огонь и обогреться. Проще всего было предположить именно это: парни отстали, позволив себе отдых у костра. Однако инженер хорошо их знал, своих парней, не могли они устроить этакий незапланированный отдых: в отряде установилось правило раскладывать костры на общих привалах, когда собирались вместе и нивелировщики и пикетажисты.
Ему сделалось жарко и от трудной ходьбы и от нараставшего беспокойства, он распахнул полушубок и, цепляясь полами за ветки, углубился в плотную сумятицу подроста. К счастью, подрост скоро кончился, инженер продрался на поляну.
Костер курчавился в дальнем ее конце; за ним, на подступивших кустах, темнели контуры развешанной для просушки одежды. Так-таки угораздило кого-то, понял он, ухнуть в незамерзающее болотное окно, какими славились, к сожалению, здешние места.
Читать дальше