Андрей Коровин - Ветер в оранжерее

— Тогда поезжай и привези его, — сказала Лиза.

Через пятнадцать минут я спустился на пятый этаж. У телефона стояли мать Кобрина с заплаканными глазами, Гамлет и Ольга. Гамлет изо всех сил глядел мне в глаза, пытаясь передать какую-то мысль, я не разобрал её, но решил рискнуть, шагнув вперёд.

— Вот, Андрей может знать, где он, — подсказал мне всё-таки Гамлет.

Пожилая женщина смотрела на меня с какой-то просительной ненавистью, а Ольга посторонилась, когда я прошёл к телефону, и я впервые увидел в её огромных холодных глазах не надменность и пренебрежение, а словно бы испуг — она опасалась меня, чужого и вредного человека.

— Да, — сказал я. — Вы не переживайте. Всё будет хорошо. Он мог поехать к одному товарищу, в дворницкую, просто чтобы прийти в себя. Сейчас попробуем туда позвонить. Только телефон там не всегда срабатывает, — говорил я, набирая уже номер, прижимая трубку ухом и исподлобья, честными глазами глядя на маму Кобрина.

Подумав, что Зоя могла для кого-либо из своих придумать код звонков, я, набрав номер и услышав один гудок, тут же нажал на рычажок. Затем сделал так ещё раз, запутывая на всякий случай Зою Ивановну, и только после этого позвонил, как полагается. После четвёртого гудка Зоя взяла трубку.

— Алё, — сказал я.

Мама и Ольга уставились на меня.

— Алё! Иваныч!

— Какой, тра-та-та, Иваныч?! Янис, это ты? — заплетающимся языком проговорила Зоя.

— Нет, это Ширяев, здравствуйте, у вас нет случайно Игоря?

В трубке раздался треск, какой-то как бы тяжёлый вздох, и следом раздался голос Игоря:

— Ширяев, ну ты чо! Опять меня х…сосить будешь?

— Игорь, подожди минутку, у вас телефон всё время сбрасывает, трудно дозвониться…

— Дайте мне, — протянула руку мама.

— Сейчас, — сказал я. — Там ничего не слышно… Игорь! Послушай, пожалуйста…

— Я же сказал, от этой женщины я никуда не уйду… — совершенно отчётливо говорил в это время Кобрин.

— Анна Михайловна, не верьте этим подонкам! — воскликнула Ольга.

— Дайте, я поговорю с ним, — сказала Анна Михайловна.

Я протянул ей трубку.

— Игорь, это я! Ты слышишь меня?

— А-а-а! Мама! Ну а ты чо? Уже там? — громко говорил Кобрин, и мне всё прекрасно было слышно. — И Ольга там? Прошу вас по-хорошему, оставьте меня в покое. Дайте мне побыть мужчиной! Мужчина я или нет?

— Мужчина, сынок, мужчина, но…

— Ну так отъе…тесь от меня! От этой женщины я никуда не уйду! — в трубке раздались короткие гудки.

Анна Михайловна, мама Кобрина, хотела ехать в Балашиху, к Зое, вместе со мной. Гамлет и Лиза не менее получаса, закрывшись в комнате, уговаривали её не делать этого. Я в это время, как персона нежелательная, ходил по коридору мимо гамлетовских дверей, временами останавливаясь у торцевого подоконника, глядя вниз на проход между общежитием и соседним зданием и сильно нервничая.

Если решено ехать, то нужно делать это немедленно, думал я. А вдруг, и вправду, милиция? Или Коля начнёт ломать двери. Чем всё это закончится? И что вообще задумал Кобрин?

Это был первый день, когда я, можно сказать, совсем не пил. Пятьдесят грамм коньяка в кафе на Бронной (реванш за проверочного характера шутку Нины Петровны) можно не считать. Тем более, что от них мне стало только хуже. Несмотря на моё завидное в то время здоровье, за такой короткий срок я, конечно же, не успел оправиться от затяжного пьянства, и к вечеру, как и всегда это бывало со мной, состояние тяжёлой тревоги, увеличивающей любые горести до исполинских размеров, с особенной сумеречной силой налегло на меня.

По окончании совещания все вышли из комнаты.

— Я поеду с ним, не волнуйтесь, — сказала Лиза.

— Хорошо, деточка (услышав это, я улыбнулся), я на тебя надеюсь, — сказала Анна Михайловна и заплакала было, но тут же сдержалась, глубоко вздохнула, достала платочек и отёрла слезы, произнеся при этом досадливое и довольно мужественное “Ах”.

Мы с Лизой остановили старенькую автомашину, какую-то модель “Жигулей”, и сели вместе на заднем сиденье, накрытом толстым и пыльным оранжевым ковриком с кистями, от которого в салоне стоял запах заброшенного дачного домика. Привставая, совершенно почти одинаковыми движениями, мы выправили под собой толстые складки, в которые собрался этот коврик, и переглянулись.

— Неудобно? — спросил, поворачивая шею, водитель, толстый седой человек с выпученными светлыми глазами.

— Всё в порядке, — ответил я, и мы снова переглянулись.