Нет, совсем другое:
«Хотите знать, что с вами будет завтра?
Опытный, с многолетней практикой графолог, лучший ученик всемирно известного индийского йога Вивекананда научно предскажет ваше будущее, основываясь на данных вашего собственного почерка».
Далее был указан адрес и телефон, по которому следовало обращаться для предварительной записи к графологу.
Я видел, как многие прохожие, особенно женщины, прочитав листок, бережно прятали его. У лучшего ученика индийского йога Вивекананда недостатка в клиентах не будет. Он бьет наверняка. Кто в мятущемся, больном городе не хочет знать, что будет с ним завтра!
Временами обычный уличный гул перекрывали какие-то новые, необычные звуки, похожие на тяжелые вздохи гигантских кузнечных мехов. Все на миг замирало, как в волшебной сказке. Прохожие поднимали кверху опущенные лица. Нилашист, напряженно прислушиваясь, кривил рот. Регулировщик, настигнутый во время поворота, застывал на месте, и машины, послушные его полосатой палочке, останавливались на перекрестке.
Все, одни с ужасом, другие с надеждой, ловили отзвуки не такой уж далекой теперь битвы. Русские пушки пришли с Дона на Дунай, и Будапешт слушал их грозный голос.
От вокзала налево, потом вправо… Вероятно, уже нужно сворачивать.
В обе стороны от центральной улицы отходило множество переулков, узких и темных. Какой из них ведет к Базилике?
У кого спросить? Я осмотрелся. У того немолодого нилашиста на углу? Нет, лучше не у него.
А, вот… Возле подъезда дома, украшенного лепными ангелочками, стояла дородная, хорошо одетая женщина в короткой меховой шубке. На указательном пальце правой руки она небрежно вертела ключ с брелочком в виде пронзенного стрелой красного сердца.
Я подошел к ней, вежливо спросил, как пройти к Базилике.
Холодный взгляд густо подведенных тушью глаз скользнул по мне лениво и оценивающе.
– Отмаливать грехи, ребеночек? – у нее был надорванный двоящийся голос. – Все равно в рай не попадешь. Пойдем лучше со мной. Тут рядом. А?
– Нет, нет!
Я испуганно отступил и пошел от нее. Она, продолжая вертеть в пальцах ключ, шагала рядом и хрипло смеялась:
– Не бойся, мама не узнает.
Я понятия не имел, как от нее отделаться. Но тут, к счастью, навстречу откуда-то вынырнул щуплый немецкий лейтенант в очках. Обдав меня винным перегаром, он громко икнул, произнес «Пардон!» и молча ловко подцепил под локоть мою непрошеную спутницу. Она захохотала.
– Вот это, я понимаю, мужчина!.. А деньги у тебя есть, либхен?
– «Лю-юди гибнут за металл, за металл!» – пропел он по-немецки неожиданно густым басом.
Я поспешил отойти. Она крикнула вслед:
– Прямо и прямо. Там сам увидишь… Помолись и за меня, ребеночек!
И уволокла своего кавалера, выглядевшего рядом с ней совсем щенком.
Сумрачные стены Базилики возникли передо мной внезапно, как только я вышел из переулка. Собор возвышался над окружавшими его пяти-шестиэтажными домами, но не давил их: колоссальное здание было удивительно гармоничным и потому не казалось особенно большим. Его истинные размеры скрадывал еще и туман. Базилика выплывала из мглистой дымки, словно призрачный корабль. Контуры здания теряли четкость и определенность, а круглый купол вообще едва угадывался в вышине, как будто он был весь из стекла, через которое просвечивало низкое серое небо.
Я обошел вокруг здания. На паперти, возле полированных гранитных колонн стояла большая группа немецких офицеров и слушала длиннолицего католического священника.
Я поднялся по широким, почти во все здание, ступеням и заглянул за колонны.
Шандора не было.
Священник на отличном немецком языке рассказывал офицером про Базилику:
– По величине собор считается шестнадцатым в мире, но по богатству внутренней росписи ему мало равных. Строился во второй половине прошлого века по проекту архитектора Иожефа Хильда.
– Хильд? Наверное, немец, – негромко произнес один из офицеров, стоявший недалеко от меня.
– Конечно, – тоже вполголоса отозвался другой. – Разве эти гунны что-нибудь могут сами?
Тут он заметил меня и умолк, слушая священника с преувеличенным вниманием.
Может быть, Шандор там, внутри?
Я вошел в собор и остановился у двери.
Огромный зал растворился в таинственном зыбком полумраке. Слабый свет, ровный и мягкий, струился откуда-то сверху. Скорбно мерцали колеблемые едва ощутимыми движениями воздуха огоньки сотен свечей у главного алтаря и с боков, возле изображений святые. Запах ладана, сладкий и печальный, наплывал волнами, то усиливаясь, то ослабевая.
Читать дальше