Феликс Кандель - Коридор

Сергей Сергеевич Хоботков‚ отец Кости‚ работает в проектном бюро‚ ходит на службу в бывшую церковь. Говорят‚ что знаменита эта церковь‚ – то ли Пушкина венчали‚ то ли Гоголя отпевали‚ – но точно сотрудники не знают. Можно‚ конечно‚ проверить по книгам. В книгах всё есть‚ только найти трудно‚ и потому никто не ищет. Надобности нет. Давно уж всё перестроили в церкви‚ приспособили под свои земные нужды. Кабинет начальника в алтаре‚ перед алтарем секретарша с машинкой‚ в большом зале между колоннами проектировщики‚ в приделе – копировщицы‚ стены отштукатурены‚ следов церковных не видно‚ и только наверху‚ под куполом‚ где архив‚ из–под набитых кронштейнов выглядывают скорбные лики‚ за пухлые папки с технической документацией уходят наивные апостолы‚ и чье-то сияние упирается в дощатый потолок. Сергей Сергеевич сидит в общем зале‚ командует группой инженеров, за день успевает больше других‚ и портрет его висит на доске почета‚ у входа в алтарь. "Передовик ваш папа. Передовик на старости лет". Человек делает дело. Человек доволен. "Мне двадцать шесть лет‚ – говорит. – Мне всё еще двадцать шесть". С работы придет‚ поест – и на бульвар. Лёка погиб‚ Костя вырос – кувыркаться не с кем. Ходит по бульвару быстро‚ стремительно‚ маятником мотается взад-вперед‚ до усталого отупения‚ чтобы под одеяло нырнуть‚ как в прорубь. А голова у Сергея Сергеевича – белая‚ а спина – сутулая‚ а раны – ноют без передышки. Вспомнит про Лёку – они и заноют.

Семен Михайлович Экштат тоже по бульвару гуляет. От памятника Тимирязеву до памятника Пушкину. Руки за спину‚ голова набок‚ седая шевелюра дыбом. Всегда молча‚ всегда один: ни к кому не подходит‚ ни с кем не заговаривает‚ только глаза прикрывает в знак приветствия. Замкнулся Семен Михайлович‚ голос не подает. Софья Ароновна и раньше за двоих говорила – слова не вставишь‚ а теперь если и спросит о чем‚ он не отвечает. Придет вечером с работы‚ сядет у окна и коллекцию на подоконнике перебирает‚ мурлычет под нос: "Мы догнали наши годы на широком мосте‚ на широком мосте. Юны годы‚ возвратитесь к нам обратно в гости. Юны годы‚ возвратитесь к нам обратно в гости…" Собирает Семен Михайлович экспонаты‚ характеризующие его‚ Семена Михайловича‚ прожитую жизнь. Две военные медали. Осколок бомбы‚ разорвавшейся рядом. Фото с госпитальными врачами. Фото с выздоравливающими. Белый порошок в пузыречке: последнее лекарство‚ приготовленное перед возвращением в мирную жизнь. Мало у него экспонатов‚ трудно их добывать‚ и надо еще определить‚ достоин ли очередной экспонат отражать отрезок жизни Экштата Семена Михайловича. А когда пополняется коллекция‚ очень он радуется‚ потирает от удовольствия руки: "Пурим бывает не каждый день!" Пурим – это праздник‚ а в иудейской религии праздники бывают редко‚ и чаще всего не по поводу радости‚ а по причине избавления от очередной беды.

Прочитал Семен Михайлович в журнале "Огонек"‚ что индейцы Северной Америки собирали запахи‚ связанные с важными событиями в их жизни‚ и что у них с годами накапливалась коллекция трав‚ сухих ягод и цветов‚ которые своим запахом вызывали угасшие чувства‚ и очень пожалел‚ что не додумался до этого сам‚ в детстве‚ и оттого многие годы его жизни не нашли своего отражения. А днем сидит он всё в той же аптеке на Никитской‚ в том же окошечке‚ и рецепты иронически разглядывает. Если заболит что у Семена Михайловича‚ тут же идет на прием к врачу‚ а потом кривит рот в улыбке‚ рвет рецепты на мелкие клочочки‚ и настроение у него преотличное. Чем хуже врач‚ тем лучше у него настроение. Был Шапошников – уважал Шапошникова. За осанку‚ за солидность‚ за мудрую неторопливость. Умер в войну Шапошников – уважать некого. Приходит по вызову участковый врач – женщина‚ в руке тяжеленная сумка‚ а в сумке – бутылка молока‚ лук‚ гречка‚ два батона‚ фонендоскоп‚ пачка бюллетеней. У нее на день по двадцать вызовов‚ да прием в поликлинике‚ да писанины – руки отваливаются‚ да собрание‚ да кружок по изучению биографии товарища Сталина‚ да муж‚ да дети‚ да обед сготовить‚ да в очереди отстоять‚ да постирать‚ да убрать‚ да помыть‚ да не железная же она на самом деле...

Объявился в Хлебном переулке гомеопат Дебре – французский подданный. Очереди с рассвета стоят‚ по сто рублей платят‚ чудеса рассказывают. Похмыкал Семен Михайлович‚ похмыкал: пошел‚ записался на прием‚ заплатил сто рублей‚ наговорил Бог знает чего и воротился домой довольный-предовольный. Ничего не знает этот Дебре‚ хоть и французский подданный. "Очень милый человек‚ но‚ к сожалению‚ это еще не профессия..." И опять Семен Михайлович из аптечного окошка выглядывает‚ иронически улыбается‚ в гордом одиночестве по бульвару гуляет. Софья Ароновна не гуляет. Софья Ароновна от поликлиники устает. Полно пациентов‚ очередь‚ как в бакалее: за военные годы зубы у многих попортились‚ и некоторые деньги даже суют. До войны не совали‚ а теперь суют. Денег‚ видно‚ больше стало‚ или понятия переменились.