Тургрим Эгген: Hermanas

Но тут снова появилась она, девушка, которой я испачкал туфли.

— А из-за чего, спрашивается, ты так нервничал? Ты же читал лучше всех, — сказала она.

— Что ты говоришь? А, нет, нет, это было ужасно.

— Да что с тобой? Мне понравилось: понравилось твое стихотворение, и твой голос, и то, как ты читал. Это было так трогательно. И не только я так считаю.

— Ты серьезно? — спросил я и посмотрел ей в глаза.

— Конечно, — ответила она. В ее карих с зелеными искрами глазах не было никакого лицемерия. И разве они не блестели?

Я посмотрел на ее губы, мягкие, полные. Мне такие нравятся. При других обстоятельствах я не отказался бы ее поцеловать. Но сейчас мне было стыдно, может быть, уже не так стыдно после того, как она заверила меня, что я читал хорошо, но все еще стыдно оттого, что я собирался сбежать.

— А как происходит работа над стихотворением? — спросила она. — Наверно, мне надо оставить тебя в покое, чтобы ты писал.

— Ничего не выйдет, — сказал я. — Я так не могу… прямо с ходу. Получится чушь.

— И это сейчас, когда я уже начала было думать, что ты все-таки большой поэт… ты хочешь меня разочаровать? Просто напиши что-нибудь. Обещаю хлопать тебе в любом случае.

Просто напиши что-нибудь … Имела ли она хоть малейшее представление о том, как я потел над своими текстами? С какой болью слова появлялись на свет?

— Рауль… — Она произнесла мое имя слишком четко, почти дразня. — Раууууль. Мне нравится твое имя, Раууууль. А ты не мог бы написать что-нибудь для меня? На, возьми мою ручку. Это счастливая ручка. Просто поверь в то, что это счастливая ручка.

Счастливая ручка была шариковой ручкой из голубой пластмассы со стальным ободком. Она слегка треснула, у Хуаны вообще многие вещи были потрескавшимися.

— Обещай, что вернешь ее мне, — сказала она.

— Ты получишь ее обратно.

— Хорошо. Тогда я оставлю тебя в покое. Удачи.

Она улыбнулась и ушла. Я смотрел ей вслед, пока она не растворилась среди людей в саду.

Потом я начал писать. Внезапно стал строчить в бешеном темпе; стихотворение лежало передо мной, слова лежали прямо передо мной. Сладость первой встречи… но первая встреча вовсе не была такой уж сладкой, так ведь? Я ощутил острый горький вкус, горечь первой встречи. Так и должно быть. Я описал носки ее туфель, как я упал на колени… как она улыбнулась и вытерла мне подбородок. Я посмотрел наверх, на бугенвиллеи, ощутил дуновение ветерка и описал его. Я поднял взгляд еще выше и увидел, как выглядывает луна, большой бледный цитрус, и впихнул в свое стихотворение и ее. Я почувствовал себя всесильным, словно мои мысли и слова могли прикоснуться к луне и достать ее с неба. И вот она лежит у меня на ладони, как апельсин с пятнышками, и с нее можно снять кожуру, закручивая ее в длинные красивые строчки текста. Это было совершенно новое чувство. Надтреснутая счастливая ручка танцевала. Задолго до того, как смолкла музыка и конферансье прокричал: «Время вышло!», я закончил.

У меня не получилось великолепного стихотворения. Но оно было написано с юмором, оно было неожиданным, и, самое важное, это было первое стихотворение, написанное мной для одной из сестер Эррера. Со временем их стало много.

Я выиграл конкурс.

На самом деле я знал это, уже когда стоял на сцене и читал, когда удивился первым двум рассмеявшимся слушателям, когда вслед за ними засмеялись другие, когда меня накрыла волна аплодисментов, которые были не просто проявлением вежливости. Я так хотел найти ее взгляд среди публики, но не осмелился из опасения потеряться в толпе. Но я все равно ощущал ее взгляд и чувствовал, что она улыбалась. Я уселся на один из стульев недалеко от сцены, а люди все еще хлопали. Я был уверен в себе и спокоен.

Но когда конферансье вызвал меня на сцену как победителя, самоуверенность куда-то улетучилась, и я искренне удивился. Поднимаясь к нему на своих негнущихся ногах, я запнулся и чуть не упал — вот он, старый добрый увалень Рауль.

Приз состоял из целой бутылки рома и обещания опубликовать мои стихи. К последнему я отнесся скептически, но ром был настоящим.

— Но сначала скажи, — говорил конферансье, — что тебя вдохновило?

— Девушка, которая находится здесь, — ответил я.

— Великолепно. А как ее зовут?

Должно быть, я покраснел:

— Вообще-то я не знаю.

— Не мог бы ты пригласить ее на сцену, чтобы мы все с ней познакомились?

— Нет, не думаю… Уверен, что она ушла.

Хотя я совсем не был уверен. И вдруг я увидел