Катерина Шпиллер - Дочки-матери - наука ненависти

И, наконец, правда. В угоду своему добровольному рабству, от правды ты отказалась давным-давно. По крайней мере, лично я тебя честной, искренней не знала никогда. Поэтому и не могла понять, что творится у тебя в голове, какие чувства тебя обуревают… Ты всегда была скрыта от окружающих покрывалом лжи, лицемерия, всяческих придумок и недоговоренностей. Ложь стала твоим поводырем в этой жизни, путеводной нитью, способом существования. Ты закутывалась в ложь всё больше и больше и, наконец, окончательно изолгалась не только в реальности, но и в своём творчестве. Ты прекрасно это знаешь, но, похоже, тебя это нисколько не тревожит.

Поэтому, бедная ма, у тебя на самом деле не было в жизни ни дня счастья, и ты понятия не имеешь, что это такое.

Я тоже очень долго не знала счастья. Сначала я не понимала, что такое любовь. То есть, сама я, как мне кажется, любить умела — обожала вас с отцом, но то ли что-то делала не так, то ли здесь виноваты ваши дефекты (про твой я уже написала), но холод и равнодушие с вашей стороны загасили мое чувство к вам и, самое страшное, уничтожили умение любить. Уже во взрослом состоянии мне пришлось учиться этому искусству заново, а это, как известно, намного сложнее, чем естественным образом уметь любить и наслаждаться этим. Много лет понадобилось на освоение любви, много, ма… Но получилось! Я люблю, я умею любить. И ещё я любима. Теперь понимаю, что это за существо — любовь — и как за ним надо ухаживать, какого оно требует отношения и обращения.

Но одной любви мало… Свободы у меня не было тоже. Я даже не знала, что это такое. Я была вся в зависимостях, комплексах и страхах. Повязана, словно цепями, так же, как и ты, своим рабством. Эти цепи пришлось сдирать мучительно, иногда вместе с кожей, с кровью, с мясом! Очень больно и страшно — а как же без цепей жить? Сначала стало просто легко дышать… А потом… потом от воздуха и ощущения лёгкости приятно кружилась голова, как после хорошего шампанского, я с удивлением разглядывала себя заново: вот они руки — без наручников, такие красивые, их так легко можно закинуть за голову! Вот ноги — стройные, длинные, без кандалов — они могут танцевать! А вот лицо — оказывается, я могу улыбаться от уха до уха, не стесняясь неуместности или «глупости» своей улыбки. Я — личность, человек, у которого могут быть свои собственные чувства и мысли, на которые я, безусловно, имею право, и, если не захочу, я не обязана ни перед кем держать отчёт ни за что — как хочу, так и живу. Это моя жизнь, моё тело, моё право, моя свобода. И никто, ни один человек в мире не вправе на это посягать, никто без моего разрешения не вправе ставить мне оценки за те или иные мои действия, за мои поступки! Даже ты, ма. Прежде всего — ты. Если я совершу ошибки, то мне за них и расплачиваться. Я считаю, что вердикты с осуждением моей жизни — это проблема тех, кому зачем-то понадобилось подпитывать своё существование моими соками. Я на это согласия не давала. Поэтому — не сметь! Ваши вмешательства в мою жизнь — это грех, ма. Твой. Ваш. Вы наломали дров на моей территории, куда я вас не приглашала. Моя ошибка лишь в том, что я вовремя не выгнала непрошеных и злых гостей поганой метлой. Но лучше поздно, чем никогда.

И вот, уже обладая такими бесценными сокровищами, как любовь и свобода, я поняла, что всё равно чего-то не хватает. Оказалось — правды! Твои бесконечные, душные, толстые покрывала лжи опутали и мою жизнь, и не только мою. Из-под этого надо было выбираться. Но не просто наплевав и забыв, а сказав правду, дав ей жизнь, выпустив её в мир. И я её стала говорить. И писать. И тогда пришло счастье.

Ложь — зыбкий фундамент, ма, на ней ничего нельзя построить, как на зыбучих песках. Обязательно рухнет и завалится. И правда вылезет наружу. Ни одна конструкция в мире, сделанная на лжи, не продержалась сколько-нибудь долгое время, в конце концов, всё равно наступал крах. Вот и твой замок лжи, ма, рушится, как карточный домик — падают, падают, падают разноцветные карты вниз, вниз, вниз, строение всё меньше, всё более жалкого вида, прямо на глазах пропадают его призрачные величие и красота. Полный крах.

Я рассказываю себе и миру мою историю, рассказываю её такой, какой она была на самом деле. Ни слова, ни полслова лжи. Поэтому мне нечего бояться за строение, мой фундамент прочен, как скала.

Мне жаль тебя, ма. Построенные на твоей лжи замки вот-вот рухнут.

Такие дела. Наверное, это было моё последнее письмо к тебе, дальше «заговорит» моя книга.