Катерина Шпиллер - Дочки-матери - наука ненависти

Таське было четырнадцать лет. Однажды вечером Антония услышала всхлипывания и подвывания из комнаты дочери. Сунулась к ней: та сидела, ссутулившаяся, трясущаяся, и что-то писала.

— В чём дело? Что случилось? — строго спросила мать.

— Н-н-ничего… — всхлипнула Таська.

— Ты дуру-то из меня не делай, я же вижу, — и она быстрым шагом подошла к дочери и выхватила из её рук бумажку. «Я не могу так больше жить, лучше я умру…» — кривым и дёрганым почерком было написано на листе.

— Это что? — ахнула Антония. — Что это ещё такое? Может, объяснишь?

И тут Таська разрыдалась и сквозь всхлипы объяснила… боже, такую чушь! Такую ерунду! Оказывается, в музыкальной школе преподавашка по сольфеджио — жуткая ведьма, злобная и оручая — пообещала ученикам, что на выпускном экзамене, до которого оставалось чуть больше месяца, всем им устроит такое, что они запомнят на всю жизнь. Вот и всё! И из-за этого рыдать? Идиотка, что ли?

— Я не могу, мамочка, я так больше не могу! — орала эта припадочная. — Я ужасно боюсь, у меня от страха ноги подгибаются, я боюсь экзаменов по музыке, по сольфеджио, я же не талант, не гений, не музыкант, у меня не очень хорошо получается…

— Господи, а что у тебя вообще хорошо получается? — с досадой воскликнула Антония. Но тревога кольнула её в сердце. Буквально на днях у неё состоялся разговор с одной знающей женщиной о подростковых суицидах, о том, насколько это замалчиваемая проблема и какими родители бывают идиотами и упырями. Антония ахала, слушая, вместе со знакомой возмущалась слепоте и жестокосердию мам и пап, которые не видят, что у их ребёнка есть серьёзные проблемы… Поэтому никак нельзя было допустить, чтобы собственная дочь вдруг наделала глупости. Как после этого Антония будет выглядеть в глазах общественности?

— Чего ты хочешь? — безнадёжно спросила она, чувствуя, что придётся наступить себе на горло.

— Мамочка, родная, милая, любимая, можно я больше не пойду в музыкальную школу? Можно я не буду сдавать эти выпускные экзамены — зачем мне эта бумажка об окончании, я же никогда не буду заниматься музыкой, я в жизни больше не сяду за пианино!

«Так я и думала, — печально подытожила Антония. — Всё кончится именно этим».

— И не жалко? — с последней надеждой спросила она дочь, — Осталось лишь свидетельство получить…

— Да не жалко, не жалко, мамочка! — противная Таська была вся потная, мокрая от слез, красная от прилива крови! Своими влажными ладонями она умоляюще сжимала руки матери и тряслась, как мелкая паршивая пучеглазая собачонка. — Зачем, зачем мне это нужно?

В общем, ту игру Антония в итоге проиграла. Столько лет упорного обучения музыке в музыкальной школе коту под хвост. Всё зря. Но придётся пойти на поводу — и Антония разрешила дочери больше не ходить в музыкалку. Только ради того, чтобы идиотка не натворила непоправимой беды. Но неполученного свидетельства было страшно жаль! Антония не выдержала и поехала тогда в музыкальную школу и выклянчила у администрации эту чёртову бумажку.

В один из последних своих визитов, когда они в очередной раз поругались, Таисия вдруг схватила свою сумочку и вытащила из неё то самое свидетельство.

— Ах, да, мамуля! Кажется, для тебя это очень большая ценность. Я решила тебе отдать это сокровище, а то оно у меня паутиной на антресолях покрылось — двадцать-то с лишком лет! — и она буквально швырнула документ Антонии на стол.

Вот именно эту сцену и весь тот неприятный эпизод их жизни вспомнила писательница, когда сочиняла сцену с дневником дочери героини. А особенно вспоминались дочкины противные мокрые руки и потный прыщавый лоб. Удивительно неприятная девочка была!

Опять слово котику.

«Я не люблю разговаривать об их дочери. Росла себе, росла, вроде как все люди, а потом я увидел, как из нее выпрыгивают черные жабы, а она вся в этот момент — не девочка, а что-то злое и ненавидящее. Она, слава Богу, живет далеко, это спасение для Ма и Па. Горе в том, что они не видели ее жаб, им казалось, что девочке просто не везет, ее, симпатичную, надо сказать, никогда не любили мальчики, видимо, мальчики, в отличие от родителей, чуяли в ней жаб. Так бывает».

Да-да, очень точный образ мокрой болотной жабы, именно так! Фу, даже вспоминать противно… Насчёт мальчиков она, конечно, тоже слукавила: какие-то мальчики постоянно обхаживали Таську. Но, странное дело, дочь это как-то мало интересовало, она не гордилась, не хвасталась и очень спокойно ко всему относилась. Иногда такое складывалось впечатление, что она даже не очень всё это замечала. Странная была девчонка, может, вправду, немножко того?