Феликс Кандель - Не прошло и жизни

– Киюк! Гараб-тараб. А пошел бы ты в прексиглазу!

Старик прослезился вдруг конфузливо и обильно:

– А я вас искал потом. Ходил туда‚ на клумбу. Опрашивал многих. Наводил справки в адресном столе. Такое не забывается.

Присел на краешек скамейки‚ чуть придвинулся‚ вздохнул счастливо. Как унять вечный зуд‚ утишить комариное беспокойство‚ расслабиться и передохнуть? Повздыхать. Повздыхать за компанию. Хоть с самим дьяволом.

– Что вы сидите? – спросил для начала. – У вас перекур? Перебои с грешниками?

– Перебои? – крикнул негр и яростно уставился ухом. – Фига! Грешник идет косяком. Как на нерест. Наглый‚ жирный‚ безнаказанный. Отбоя нету!

– Так в чем же дело? – И догадавшись: – Вы на пенсии? Да-да‚ вы на пенсии!

Сам черт досиживает на скамейке последние дни свои. Сам дьявол притянут к бульвару тоской неутоленного слияния. Сам сатана‚ не кто-нибудь! – это его умилило.

– Пенсия? – тот даже посинел от злости. – Где она‚ ваша пенсия? Сорок лет адовой работы и коленкой под хвост!

Завращал вылупленными белками. Ноздри раздул в ярости. Матюгнулся виртуозно.

– Ах‚ – застонали вокруг. – Это надо же! Какая речь! Какой словарный запас! Учеников не берете?

– Кто же теперь за вас? – спросил старик‚ переждав восторги. – Молодые?

– Молодые. С идеями. Только пузыри пускают. Чтоб их на том свете в смоле утопили!

– На том? – переспросил. – На том это на каком?

Негр уставился на него‚ как на сумасшедшего:

– У нас один тот. Он же этот. Порядочки‚ прости Господи!

Он взволновался сверх меры‚ вчерашний старик‚ похватал за руки‚ позаглядывал в глаза:

– Скажите... Напоследок! Сколько лет прошло с той клумбы‚ а я в неведении. Это ад? С тех пор я в аду‚ не так ли?

– Киюк‚ – запечалился тот. – Какая тебе разница?

– Ну как же! Если это ад‚ многое становится объяснимым. Если это ад‚ со многим можно смириться. Наказанием за прошлые грехи. Но если это жизнь‚ что тогда? И за что тогда?!

– Это ад‚ – успокоил негр. – Поверь мне: это ад. Другого не будет.

Тут вдоль бульвара‚ поперек движения вечная свадьба на автомобилях: размножайся – не хочу. Куклы на радиаторах‚ ленты на крышах‚ фотографы на капотах‚ музыканты в багажниках‚ костюмы напрокат. Пронеслись вихрем‚ навеселе‚ из дворца бракосочетаний: жених фабричный‚ невеста заводская‚ родители деревенские‚ оркестр наяривает фрейлехс.

Были они – и нет.

Негр проводил ухом развеселую процессию‚ встал на ноги во весь свой исполинский рост‚ головой ушел во мрак.

– Люди‚ – сказал оттуда. – Я старый негр‚ люди. Я много тут пожил. У меня были три жены. Была армянка‚ была украинка‚ была жена из Кабардино-Балкарии. Кто я? – спросите меня‚ люди. Я кто?

– Ты кто? – спросил вчерашний старик: вопрос готов издавна.

– Я всякий‚ люди. Я разный. Когда плохо армянам‚ я армянин. Когда плохо украинцам‚ я украинец. Когда плохо кабардино-балкарцам‚ я кабардино-балкарец. Понятно?

– Понятно‚ – охотно сказали со скамеек. – Чего ж тут непонятного? Это надо же: сколько баб перепортил! Негры – они могут.

Сегодняшний старик поджидал их на Сретенском бульваре‚ через сотню каких-то шагов. Он сидел на газоне‚ удобно привалившись к дереву‚ и рядом с ним‚ спиной к тому же стволу‚ приткнулся Тихий А.И.‚ следователь по особо нужным делам‚ покойно шевелил разутыми ступнями.

Была тишина. Минута задумчивых размышлений. Краткий перерыв в утомительных служебных обязанностях.

– Лысею‚ – сообщил Тихий А.И. и сокрушился заметно. – От этих забот начал лысеть с усов. Когда ем‚ усы в суп падают.

Сретенский был спланирован‚ вымерен‚ выверен. Сретенский был подстрижен‚ прополот‚ ухожен. Словно и не бульвар вовсе‚ но идеальный его макет в мастерской архитектора. Одни старики нарушали его гармонию‚ вносили раздражающую отсебятину‚ но с этим надо было смириться. Хотя бы на время.

– Почему я тоскую посреди ухоженных пространств? – говорил Тихий А.И. – Посреди цветников‚ клумб‚ газонов-вазонов? Почему?..

Настроение было у него лирическое‚ философски неслужебное‚ но никто не ответил: не хотели связываться.

– Почему я тоскую по разливанным зарослям бурьяна? По лопухам-крапиве? По придорожной жухлой траве по пояс?..

И опять никто не ответил: не хотели впутываться.

– Батя мой в керосиновой лавке сидел. На пустыре. Посреди колючек. Разливал через воронку в бутыли и бидоны. А запах вокруг такой крепкий‚ такой устойчивый: детство пропахло керосином. Батя говорил: "Сиди тут. Со мной. Чем тебе плохо?" Батя учил: "Не лей керосин в воду. Это заметно. Лей воду в керосин. Это выгодно". Дурак – не послушал. – И заныл в голос: – Грустно мне... Зябко и одиноко...