Феликс Кандель - Не прошло и жизни

– Кто?

– Да Карл Маркс.

И все съели по печеньицу.

– Кстати‚ – спрашивает Фишкин‚ – а как насчет наследства? Книги дядюшкины издаете?

– Издаем.

– Гоните деньгу.

– Это‚ – говорят‚ – мысль. Это‚ – говорят‚ – хороший доход в нашу казну. Брать с ихнего Запада за издание дядюшки Маркса. И за Энгельса‚ кстати‚ тоже.

– При чем тут Энгельс? – удивляется Фишкин. – Он мне вовсе не родственник.

– А при чем тут вы? – пошутил Главный‚ и все дружно захохотали минут на тридцать‚ потому что каждый боялся остановиться первым.

Опять набежали врачи со шприцами‚ и они растеклись‚ расползлись‚ размечтались‚ появилось неуемное желание избирать и быть избранным‚ награждать и принимать награды‚ говорить речи и бурно‚ продолжительно аплодировать.

– Кстати‚ – говорит Фишкин‚ – я хотел бы съездить в Лондон‚ положить цветы на могилу дядюшки Мордехая.

– Уже положили‚ – отвечают. – От вашего имени.

– Я бы поплакал.

– За вас поплакали. Третий секретарь посольства с шофером.

– Я бы прибрал на могилке.

– Приберите тут. Мы перешлем.

Обиделся Фишкин‚ даже ногой взбрыкнул:

– Между прочим‚ спасибо могли бы сказать дядюшке Мордехаю. За такую удачную фамилию. А если бы он был Рабинович‚ как бы вы назвали свое учение? Рабиновичизм? А если Шапиро? Шапиризм?.. Или‚ не дай Бог‚ Какес! Под знаменем Какизма? Кто бы пошел за вами под таким знаменем?

Главный насупился‚ набычился‚ брови распушил:

– Гражданин Шлёма Маркс‚ а если мы вас за такие слова?..

– Маркса?.. Ну-ну. А что скажут на это братские партии?

Вышел из стены серый человек с двумя автоматчиками и говорит:

– Будем брать. Всех без разбора. Братских и небратских.

Набежали врачи со шприцами‚ укололи Фишкина в зад‚ и он тут же размягчился‚ рассопливился‚ появилось горячее желание согласиться со всеми‚ и чтобы все согласились с ним.

– Идите‚ – разрешил Главный. – Дышите на общее благо. А мы проверим.

Повели Фишкина к машине‚ отвезли к лучшему в городе парикмахеру‚ усадили в кресло.

– Как будем стричь? Под польку? Под полубокс?

– Под графа Льва Николаевича Толстого‚ – приказал серый человек. – Чтобы намека не было.

И лязгнул зловеще ножницами.

Так закончилась эта историческая встреча. Так Фишкин попал под надзор отрганов. Или‚ как говорил покойный старик Какес: плюнешь вверх – в лицо себе попадешь.

Жить бы ему тихо‚ жить неприметно‚ обходя стороной каменного родственника‚ но потерял Фишкин покой‚ потерял сон-аппетит‚ а приобрел взамен черную зависть. Прокрадывался изредка в ночные часы‚ стоял рядом‚ распушив исковерканную бороду‚ словно принимал почести от благодарных потомков‚ но не оглядывались на него случайные прохожие‚ не падали в обморок беременные тетки‚ не набегала топтоногая милиция. Когда тебе ничего не надо‚ у тебя есть всё. Но когда у тебя есть всё‚ тебе нужно еще очень много. Дважды всё.

Как-то не утерпел‚ встал перед зеркалом‚ поставил рядом портрет Мордехая‚ взял ножницы... Тут вышел из зеркала серый человек со смытым лицом‚ сказал сурово:

– Ой‚ Фишкин! С огнем‚ Фишкин‚ играешь.

И ушел сквозь стену.

Одно осталось в утешение: позабытый постамент на Страстном. Куда тоже лезут самозванцы‚ которых надо спихивать. Вчера‚ например‚ лез Ефремыч. За ним – вылитый Виссарионыч. Фишкин наступил им на пальцы‚ когда они карабкались на постамент‚ и с воем они уползли в кусты.

– Виссарионыч‚ – позвал Фишкин с постамента‚ – ты где?

– Я тут‚ дарагой‚ – из кустов откликнулся Виссарионыч.

– Выходи давай.

– Нэт! Вы всэ хатели меня убить‚ всэ...

Скисла немощная батарейка.

Застучало во мраке: железом по камню.

Сидел на корточках крохотный еврей Фишкин‚ принудительная пародия на графа Толстого‚ выбивал букву на мраморе. И размечено было четко‚ процарапано тонко‚ предварительной наметкой: "ФИШКИНУ – ОСВОБОДИТЕЛЮ".

– Где старик? – оскалился спортсмен. – Где? Сбежал‚ твою растак!

И прыгнул с места во мрак...

4

... а по переулку...

... по переулку вбок от бульвара...

... по переулку – коленом от бульвара‚ от вывихнутых теней на скамейках и страхов грядущих лет убегал в обжитое прошлое‚ где чехлы на стульях‚ салфеточки на комодах‚ свечи на фортепьяно‚ упитанный старичок в майке-сеточке‚ в черных трусах до колен‚ пухлоплечий и узкогрудый‚ в щедром пушке седоватых волос.

Убегал старичок вприпрыжку‚ расшалившимся ребенком-баловником‚ а под ногами уже не асфальт‚ но брусчатка‚ и фонари потусклее да пореже‚ и шелковых абажуров розовая идиллия за тюлем окон‚ поленницы дров‚ запашок самоварного угля‚ топот торопливых копыт за углом‚ – или это стук крови в висках?..