Юрий Красавин - Дело святое

Крыши Ольгиной деревеньки он увидел под горою. Отсюда открывался славный вид, который тронул его душу: дома выглядывали из зелени, на высоких тополях чернели грачиные гнезда. У него почему-то забилось сердце. Поймав себя на этом, Соломатин отметил: «Ишь, отзывается».

Не торопясь, Флавий Михайлович подъехал поближе и вышел из машины. Его поразила тишина — только грачиный грай раздавался над деревней. День был тихий, ветерок не качал веток, а лишь шевелил листву да колыхал травы. Петух пропел.

«Это Прометей», — отметил Соломатин, усмехнувшись.

Под старым бревенчатым мостом ручей разливался широко по песочку, по россыпи разноцветных камушков. Флавий Михайлович разулся, закатал штанины, обувку свою оставил у машины и перебрел мелководье, дивясь каменной мозаике.

«Будет сынишка — прибежит сюда камушками играть», — отметил Флавий Михайлович, словно приходя в себя, и опять усмехнулся.

От ближнего дома донеслись голоса, он увидел мужчину и женщину, и так определил, что это дачники; Ольга говорила, что городские живут в деревне все лето — три семьи. Одна — москвичи, еще из Воскресенска, и третья, вроде бы, из Твери.

Соломатину не хотелось попадать кому-либо на глаза, кроме Ольги, и он пошел не прямо в деревню, а вдоль русла ручья, и тут заросшего таволгой.

Он вышел к старому пруду, почти сплошь покрытому стрелолистом и зелеными клубочками тины, — о нем зимой говорила Ольга, что в нем тьма-тьмущая карасей. Это было истинно лягушиное царство; одна из лягушек спокойно смотрела на подошедшего к берегу Соломатина из воды, и вид у нее был умудренный.

На берегу пруда за кривой ствол ветлы был привязан на длинной веревке черный теленок с белым пятном, съехавшим со лба на глаз и ниже.

— Фёдор! — сказал ему Флавий Михайлович. — Здорово, приятель! Как ты вырос-то! Ну, я не ожидал.

Фёдор смотрел на него, недоумевая, и вдруг кинулся в сторону, пока не натянулась веревка.

— Ты что, не узнал меня? — укорил его Флавий Михайлович. — Нехорошо, брат, не по-дружески. Я ли тебя не поил, я ли тебе баночку не подставлял. Коротка же у тебя память! Неблагодарность — худший из пороков, запомни это.

Он подошел-таки к теленку, погладил — шерсть у него была на удивление шелковиста и тепла. Теленок боднул его — Соломатин покачнулся.

— Не фамильярничай, — сказал Флавий Михайлович. — Как-никак я кандидат наук, а ты кто такой?

Вдруг совсем рядом с пруда поднялась серая цапля и полетела низко, задевая за кусты опущенными длинными ногами.

Боковым зрением Флавий Михайлович заметил движение, обернувшись, увидел женщину, спускавшуюся к пруду с тазом белья: Ольга шла, тяжеловато переваливаясь с ноги на ногу. Живот ее был так велик.

«Да что ж она, четверых решила родить!» — весело подумал Соломатин.

Она не видела его, и он окликать ее не стал, а сел на бережку, в ожидании, когда она посмотрит в его сторону. Вот спустилась к мосточкам, которых он сначала не заметил, поставила таз с бельем, выпрямилась, потуже подвязала платок, осторожно спустилась на одно колено, взяла из таза жгут белья, стала полоскать. Волны полукружьями расходились по пруду, колыхая водоросли и осоку. С противоположной стороны пруда обеспокоенно проквакали лягушки.

Это что же, его, Соломатина, сын будет жить здесь, в заброшенной деревушке? И детство его пройдет среди этой тишины, под грачиный грай?

Какой-то потаенный смысл будоражил ум Соломатина. Какая-то мысль вот-вот должна была родиться.

Конец этой истории таков.

Нынешней зимой я отправился с моим другом Флавием Михайловичем Соломатиным (имя и фамилию мне пришлось немного изменить) в дальнее путешествие. Возвращались мы уже втроем: я сидел за рулем, сзади — мой друг с младенцем, которого он то держал на руках, то устраивал на мягком сидении, как заботливая и любящая мать.

По пути туда и обратно он рассказал мне, как познакомился с Ольгой, как полюбил ее — мужской разговор! — как ремонтировал деревенскую избу и подружился с теленком по имени Фёдор и с петухом по имени Прометей, как сложил настоящую русскую печь, в которой можно не только хлебы испечь, но и помыться!

Все это с подробностями — такой уж у нас был разговор — и только о смерти Ольги он сказал кратко, что для нее «несчастливо сложились обстоятельства». Мне пришлось задать ему несколько вопросов, и он, сделав над собой усилие, пояснил, что когда у нее начались родовые схватки, она отправилась в ближнее село, а была холодная октябрьская ночь с ветром и дождем. В селе уже все спали, едва удалось достучаться до кого-то; в роддом ее повез на колесном тракторе некто Окаяннов, и был он крепко выпивши, потому дорогу потерял и ехал в полной темноте напрямик, по кочкам да канавам, а в роддоме не справились с осложнениями.