Юрий Красавин - Дело святое

Никогда не приходилось ему класть печи, и даже не видел, как это делается. Его и воодушевляла новизна предприятия, потому он взялся за работу решительно и со вдохновением.

С крыши видна была безлюдная деревня, неровная тропка, уходящая к селу с церковью, ручей с красноватыми кустами, околица с протаявшими пригорками, поля еще заснеженные.

«Смотри-ка, грачи прилетели!» — вскинулся Флавий Михайлович: по снегу совсем недалеко расхаживал угольно-черный грач, и еще несколько их сидело на тополях возле старых гнезд, а кричали с исключительным нахальством и радостью.

Ту же радость и, пожалуй, то же нахальство чувствовал в груди своей и Соломатин; было в этом чувстве что-то знакомое, приплывшее к нему издалека, словно мотив забытой песни.

Покончив с трубой над крышей, перебрался он на чердак, там стал разбирать. Тут пришла тетка Валя, окликнула из сеней:

— Эй, Ольга, это ты там? Или домовой?

Соломатин спустился к ней в сени по лестнице, старуха узнала его:

— А-а, опять друг у Оленьки. Ну, не пройдет ей это даром.

— А что может случиться, Валентина, как вас по батюшке?

— По батюшке я Павловна.

— Так от чего вы хотите уберечь Ольгу, Валентина Павловна?

— А говорят: от собак — блохи, от мужиков — дети.

— Ну так хорошо! — сказал он бодро. — Дети — цветы жизни.

— Плохо ли! — вздохнула она. — Только вот ваше мущинское дело — погостил да и уехал. Знамо дело — не рожать. А баба потом мучайся с ребенком.

— Одно теряешь, другое обретаешь, Валентина свет Павловна, — возразил Соломатин. — Так уж устроена жизнь: за все платить надо. И ночи бессонные, и страдания, и нищета прижимают, но и голосок сыновний слышишь, и глазки его сияют тебе навстречу. У всякой женщины должны быть дети, иначе, как ей и на свете жить!

— Так-то оно так, — сказала старуха. — А случись наоборот: погостила баба у мужика — он бы и родил. И валандайся мужик с ребенком. Что ты на это скажешь, герой?

— А то скажу: случись такой порядок вещей, я исполнил бы свой долг.

— Ну-ну, — проворчала она. — На словах-то мы все горазды.

— Слова словами, а тут дело святое, — строго сказал Соломатин.

— Вот я молочка принесла, — сказала тетка Валя уже миролюбиво. — Попоить надо, теленка-то. Ишь, какой! Тоже цветок жизни.

Видно было, что она еле-еле приплелась, и поить теленка сил у нее не было, только распоряжалась:

— Молочко-то погрей, не до горячего, а чтоб только тепленько.

Флавий Михайлович мыл руки над тазом, поглядывал на теленка; мыл тщательно, словно хирург перед операцией.

— В миску налей, — подсказывала тетка Валя, — или в чугунок да сунь в печь, в жараток. Небось, там угольки.

Молоко подогрели, тетка Валя опустила в него палец, как термометр:

— Годится. Ты руку сунь в молоко и с пальцем ему давай, с пальцем, пусть сосет.

Теленок крепко прихватывал соломатинский палец, того и гляди откусит.

— Да не бойся ты его! — ободряла она то ли теленка, то ли Соломатина. — Чай, не волк, не заест тебя. Соломатин улыбался.

Тетка Валя, видя, что дело это им уже освоено, уплелась к себе домой.

Теперь, заходя в жилую половину избы, Флавий Михайлович неизменно встречал дружелюбный взгляд теленка. А тот уже взбрыкивал, подкидывая тощий зад и поскользаясь на мокрой соломке. Ручеек от загородки выписывал загогулину к самому порогу.

Соломатин, проходя мимо, укорял:

— Нехорошо себя ведешь, Фёдор, нехорошо. Не по-мужски, несолидно. Ты извини, я откровенно говорю, с дружеской прямотой. Я ж тебе посудинку подставил, учись быть культурным.

Имя Федор почему-то соответствовало юной скотинке, неведомо почему.

Ольга вернулась с работы вечером и застала великий разор в доме. Пахло печной сажей, кирпичной пылью, глиной, через сени натоптана была грязная дорожка на улицу, у крыльца стояла широкая желтая лужа. Но теленок был напоен, соломка у него постлана свежая, печь истоплена, что-то даже сварено — все путем.

— Ты что тут творишь? — озаботилась хозяйка. — Что ты нагородил?

Все обошла, все оглядела и вынесла решение:

— Правильно, чего тут: ломать — не строить. Ладно, потом печника приглашу, он поправит дело.

Не верилось ей, что ему, «специалисту по пустотам», удастся справиться с таким делом.

А на другой день Соломатин сложил из обмытых кирпичей печку до самого потолка — сложил без глины, как бы понарошку, сверяясь по чертежам, но не на том месте, где ей полагалось быть, — у противоположной стены. Сложенная печка озадачила вернувшуюся с работы хозяйку, потом вызвала ее неудержимый смех.