Федор Полканов - Рабочая гипотеза.

– Теоретики-физики делают что-либо путное до сорока лет, теоретики-биологи – до пятидесяти. Тут самое время выбирать их в какой-либо высокопоставленный комитет: там они еще могут принести пользу. Так вот, лет через пятнадцать между двумя встречами с митрополитом Коломенским – тебя с ним в один комитет выберут – ты будешь писать мемуары. И знаешь, я уже сейчас могу предложить тебе название для главы, где речь пойдет о сегодняшних днях: «В двух шагах от инфаркта». Искренне удивляюсь, что мои придирки и злопыхательства еще не вогнали тебя в могилу!

Доставалось не только Леониду, но и другим.

Дед и бабка Котовы купили кроватку. С пословицей, касающейся дареного коня, дочь их, вероятно, не была знакома.

– Кроватка! Клопоприемник, а не кроватка… Троллейбус! К такой кроватке в придачу надо дарить комнату! Куда, по вашей мысли, мы с нею должны деваться, с такой громадиной?

Но у деда и бабки на этот счет свое мнение:

– Как-нибудь потеснитесь, а потом…

Что будет потом, об этом не говорится, но это и так ясно: хотят дед и бабка воспитывать внука. Скучно деду с бабкою – ведь пагубный пример Елизаветы повлек за собою серию свадеб, которые не только расстроили семейный бюджет, но и оставили стариков почти одинокими. «Почти» – это значит, что Галка с Наталкой еще дома, но когда было шестеро, а осталось двое, то это уже пустота.

– Дудки! Дудки насчет «потом»! – Елизавета хочет того же, но характер вынуждает к протесту.

Больше всего достается Громову.

– Лизуха, я одеяльце купил. Глянь-ка!

– Одеяльце? Что ты называешь одеяльцем? Это? Но я же сказала ясно: цве-та мор-ской волны! Неужели не ясно?

– А это какой, по-твоему, цвет?

– Это! О, остолопище! Такая волна разве что под Баку бывает, где море залито нефтью. Нет, не допущу, чтобы ребенок с первых дней жизни созерцал эту мрачнейшую грязь!

Нападки перемежаются с шутками – в силу привычки. Но Громов знает: причины нападок серьезны. Их нетрудно разгадать. Дело не только в Яшке, совсем нет. Дело в «ЕГ-1», в том, что переданы все материалы медикам, проверяются там. Известно: медики начали применять препарат, однако каковы результаты, совсем не ясно. Волнуется не только Лиза, и Леонид тоже, и Шаровский, и вся лаборатория, но у разных людей волнение выражается по-разному, и если Леонид внешне спокоен – он перебесился на Кавказе, – то Елизавета…

За три недели до родов появилось новое устремление:

– За город, в пампасы! Только такой изверг, как ты, может заставлять грядущего сына жить в московской духоте.

Леонид поддержал охотно: свежий воздух, конечно, полезен, хотя какая же духота весною! Расхождение было в другом. Он считал, что, поскольку сроки близятся, надо поселиться где-то рядышком, чтоб в случае нужды без промедления вернуться в город. Он съездил на Клязьму, снял комнатушку в трех минутах ходьбы от электрички, вернулся домой и получил страшнейший нагоняй:

– Нужна мне твоя Клязьма! Снял – и живи там! А я в глухомань поеду, чтоб и духу культуры не было!

– Инстинкт волчицы. Когда приближается некое время, та тоже тащится в глухомань. Неужели ты не можешь понять…

– Понять? Могу. Но не хочу. Вам ясно? Еще ведь полтора месяца!

– Три недели!

– Пол-то-ра ме-ся-ца! За неделю вернусь и буду сидеть на Таганке, положив руку на телефонный рычаг, чтоб в любой момент можно было вызвать машину. Так-то вот! Будь любезен снять по Савеловской дороге. Еще ведь два месяца.

Два месяца? Возможно, что так, но только не до родов, а до окончательной ясности в судьбе «ЕГ-1». Но спорить бесполезно, и Леонид поехал выбирать глухомань не слишком глухую. А чтобы Елизавета не могла даже предположить, что живет в трехстах метрах от станции, прямо из дому повез ее на автомобиле. Машина попалась для Москвы редкая: легковой «газик» с прицепом. Елизавета в восторге.

– Не так ли ездил по Испании Хемингуэй: впереди он сам и его жена Мери, а сзади – ящики с кальвадосом и всяким прочим мартини?

Домик был маленький, крайний в деревне, и с крыльца открывался вид на далекую речку, на веселый весенний лес, на всходы ржаного поля.

– Леня, это бесподобно! Я тебя безумно люблю. Ты лучший из моих мужей, но почему так четко слышится стук колес и гудки электрички?

– Во время беременности обостряется слух. Ты этого разве не знаешь?

– Ах да, я и забыла! Между прочим, у мужей беременных женщин обостряется хитрость… Милый, единственный, как я тебя люблю! Ради моего благополучия ты даже отважился выкинуть штучку. Мы оба тебя очень любим, и я и Джек.