Федор Полканов - Рабочая гипотеза.

В первую неделю острого периода лучевой болезни опыт шел столь хорошо, что у Мезина создалось впечатление: выживут сто процентов животных. Он удивлялся: что уж так беспокоится Леонид Николаевич, почему твердит, что радоваться рановато? Наконец он отважился прямо спросить об этом Громова, в ответ же получил нагоняй:

– Вы капитулировали! Давно и безоговорочно. В тот самый день, когда провалилась ваша диссертация. Работать у меня в группе и задавать беспрецедентные по невежеству вопросы! Вы не просто не следите за литературой, вы даже моих писаний читать не изволили, даже таких необходимых статей, как работа Михайлова о пиках смертности. Сейчас же отправляйтесь в библиотеку и, пока не разберетесь как следует, не попадайтесь мне на глаза! Постойте! Я дам вам ссылки…

Мезин ушел, а Леонид – в который уже раз! – подумал: это ошибка была, что взял он с собою именно Мезина. Правда, выбор был ограничен: Лиза в отпуске, Зина недостаточно опытна. Оставался практически один Гриша Петров, потому что новые лаборантки совсем не в счет. А Гриша занят дипломной. Но можно было, следовало его оторвать: первоклассный работник, а кроме того, погрязнув в неизбежных теоретических спорах, Громов не так распускался бы, как сейчас. Растет Гриша! Сделает диплом, поступит в аспирантуру. А дальше что? Дальше – кто знает? – быть может, откроются годам к тридцати у Григория Петрова способности организатора, и тогда, став командиром науки, он, чего доброго, еще и обгонит Леонида Громова!

И правильно сделает, ибо не было бы в науке прогресса, если бы последователи не обгоняли предшественников, пусть даже вполне прогрессивных.

В этот день Громов бродил по питомнику, разыскивал Славного и Балуя – самцов, выживших в опыте Лихова: интересно ведь взглянуть на плоды трудов самого прогрессивного из своих предшественников. Нашел не сразу. Оказалось, что оба самца все еще в чьем-то опыте, теперь уже в генетическом: изучалось влияние перенесенного облучения на потомство. Сидели они в разных вольерах, каждый с группою самок, каждый с обезьянятами. И Славный и Балуй выглядели превосходно, этакие самчищи с матерыми, нахальными мордами. Но внешний вид бывает обманчив, и Леонид стал искать хозяина эксперимента: нужно было взглянуть на результаты анализов. Отыскал не хозяина, а хозяйку, девчушечку-аспирантку.

– Не знаю… – замялась та. – По сути дела, я не совсем вправе показывать вам данные без согласия своей руководительницы… Раисы Петровны Мельковой.

– Ну, с ней-то я быстро договорюсь!

Мир дьявольски тесен, и, ну можно ли не восторгаться хваткой Раисы! Если бы не она, пропал бы великолепнейший материал!

Он хотел уйти, но аспирантка его остановила:

– Товарищ Громов? Простите, я вас не узнала…

А ведь встречала в прошлом не раз в Энске. Она зарделась, сообразив, что встречала его в Энске отнюдь не на научной стезе.

Лицо Леонида стало угрюмым – грехи жизни… Не потонули, все еще на поверхности плавают. Он взял у аспирантки журнал опыта и, отмахнувшись от всего прочего, погрузился в его изучение. Полное бесплодие в течение нескольких месяцев, потом – случаи мертворождения, уродцы, видимые изменения в потомстве, постепенное восстановление плодовитости. Все правильно, этого и следовало ожидать. А вот и результаты последнего обследования Балуя и Славного.

Анализы в совершеннейшей норме, да и вообще все в порядке. Что это может означать, как не то, что «Ли», несмотря на токсичность, сделал свое дело?

– Вот и расстались мы с одной из групп! – Леонид только что закончил посмертное вскрытие последней из обезьян облученного контроля. – А опыт-то держится! Держится, Дмитрий Семенович!

Радоваться еще рановато – не он ли об этом постоянно твердит? Но разве можно не радоваться, сознавая, что опытная группа с минимальными потерями прошла через первые пики смертности? Будут смерти во время четвертого пика – это как пить дать! Но можно почти ручаться, почти с полной гарантией можно ручаться – смертей будет мало.

Теперь Леонид уже не кричит на Мезина. Где там!.. Именно Мезин, в седьмой раз ведущий эксперименты на обезьянах, Мезин-сиделка, Мезин-нянька, совершенно незаменим! Сам Леонид так запугал обезьян на старте опыта, что они до сих пор трясутся, увидев его, а сейчас волноваться им вредно. И Леонид не ходит теперь к обезьянам. Мезин же совсем переселился к вольерам и оттуда докладывает Громову по телефону:

– Плох, очень плох Буратино… Знаете, я отгородил его от остальных шторкою.