Александра Яки - Грусть улыбается искренне

Как точно это было сказано тогда, во время лилового тихого заката. А он, Витька, не вслушался даже, сказал: «Выпендрёж». Сегодня и про него самого можно было бы так сказать… Парню сделалось тоскливо и грустно.

— Вить, а чего это ты тут сидишь?!

Парень резко обернулся на голос: открыв двери в холл, из отделения выглядывала Тамара.

— А чё, нельзя?

— Да можно, — медсестра обиженно поджала нижнюю губу. — Но там вообще-то в палате тебя родители уже полчаса ждут. Я-то думала, ты на процедурах, а ты медитируешь тут.

— А-а-а… Родители? — Виктор ленивыми шагами потащился в отделение. — Как там Инга?

— Спит, сейчас это необходимо, — отозвалась Тамара. — Интересно, что там у вас произошло? Не с бухты-барахты ведь ребёнок сознание потерял.

— Это её личное, — не стал парень пояснять, из-за чего девушка была взволнована.

— Ну, личное не личное, а волноваться ей нельзя было. С такими-то эритроцитами, — поучительным тоном сказала женщина.

— Да там такое дело… — Виктор отмахнулся. — Слушайте, вы её выписывать собираетесь вообще?

— Собираемся, — односложно сказала Тамара Ивановна.

Витька почти подошёл к своей палате и через приоткрытую дверь услышал мамин голос. «Я ему говорила всегда, что там дураки не нужны и что если он хочет поехать в США, то должен учиться», — лепетала женщина. Несмотря на то что Витька всю прошлую неделю яро репетировал, как будет на неё дуться, улыбка настырно, не слушаясь приказа, лезла на лицо. От звука такого родного и самого любимого голоса отступило даже упрямство. Витька постучал себя по голове и, позволив радости официально обосноваться на физиономии, на носочках подобрался вплотную к двери.

— Я ему всегда повторяла, — продолжала воодушевлённо рассказывать мама, — я говорила, что туда едут умы!

— А живут там, выходит, тупы! — резко распахнув двери, крикнул Виктор.

В палате, разом замолчав, перед ним предстали довольный папик и лучезарно улыбающаяся мама. Парню даже страшно стало от их всеобщей весёлости. Неужели это из-за него одного столько радости на лицах этих людей?

— Ой, оболтус! Сам ты тупы! — мать вскочила с места, кинувшись заботливо поправлять ему капюшон пайты. Хотя и выглядело это как сюсюканье, Витька не сопротивлялся.

— Ведь мама дело говорит, — добавил со знанием дела Александр Игоревич. — Поезжал бы учиться за границу. Там такие перспективы.

— Да кто ж против? — улыбаясь, Витя технично выбрался из маминых чрезмерно радетельных рук. — А с чего это вы вдруг сейчас так резко решили зафутболить меня в Штаты?

— Ой, Витюша! — Вера Олеговна чуть не сгорала от радости и ликования. — Ты не представляешь, кто к нам приехал! Тётя Катя из Америки со своим мужем и малышом! Ты наконец увидишь своего двоюродного братика. Этот Стив такой лапушка! А заодно поговоришь с тётей насчёт визы.

— Поговорю, но сначала… — загадочно начал парень, заставив семейство замереть. — Сначала… Сначала, мама, я хочу просто нормально поесть!!!

Дом. Дома всё родное и привычное. Дома даже пахнет домом. Дома ничего не стесняешься, ни у кого не спрашиваешь разрешения, можно ли включить телевизор. А если хочешь кушать — идёшь спокойненько к холодильнику и делаешь себе царские бутерброды. Дома ты сам себе хозяин: можно спать до полудня и смотреть фильмы до глубокой ночи. Дома уютно и красиво.

Первые дни в больнице обстановка Витьке казалась мерзкой, страшной, белёсо-противной. А через неделю — стала уже привычной. Поэтому дом, родная комната теперь виделась настоящими хоромами. Пушистый синий ковёр, деревянная красивая мебель, любимые плакаты и постеры на стенах, чистые отполированные полки, на которых мама аккуратно и забавно выстроила десятки керамических игрушек. Тёплая семейная фотография на столе, школьный рюкзак, тетрадки… Витька и подумать не мог, что можно так скучать по всему этому. Родные люди кругом! Спокойно. Нет вездесущего и всевидящего ока Тим-Тима, нет его настырных замечаний. Нет лекарств, нет направлений, нет вонючей столовской еды. Только своё, только дорогое.

Вернувшись, Витька стал главным героем! Отец, а особенно мама, чувствуя вину, окружили его заботой: разрешали смотреть телевизор сколько угодно, играть в компьютер, сидеть в Интернете, ничего не заставляли делать по дому. Муж Кати, забавный американец Рони, то и дело на ломаном русском пытался развлекать своими шутками. Но это ему плохо удавалось — их юмора Витёк не понимал. А Катя без конца и края причитала: «Витя, не заставляй Рони говорить с тобой по-русски. Учи английский! У нас в Сан-Франциско без этого никуда!» Катя… Она походила на маму. Этих сестричек в детстве принимали за двойняшек. Но с возрастом, странное дело, отличий меж ними прибавилось. Мама более серьёзная, рассудительная, хоть и эмоциональная. А Катька как человек-попрыгунчик: болтает без умолку, всё время что-то рассказывает, улыбается, смеётся, бегает, везде старается успеть.