Александра Яки - Грусть улыбается искренне

Ничто не способно изменить мир в наших глазах так, как хорошая порция спиртного. Искажаются цвета, притупляются обоняние и вкус, увечатся мысли и эмоции. Уродливое вдруг преображается, а плоское — почему-то становится смешным.

Если ты не выпил на шумной гулянке, то вокруг видишь только ржущих с пальца болванов. Если не залил всё выпитое пивом, то опять-таки ничего, кроме ржущих с пальца болванов, не появится. И если сам ты не станешь ржущим с пальца болваном, то ничего больше и не будет.

— Ого-го… Вот это чувака скрутило…

— А остальные-то нормально?

— Более-менее.

Виктор едва распознавал однозвучные полупьяные голоса за спиной. Над ушами шуршал куст, где-то внизу настырным бренчанием о камни слух резала вода. Шаги, неразборчивые слова и дурной смех приятелей доносились из темноты лесопосадки. Воняло сыростью, тиной. Всё сливалось воедино, расплывалось в сознании и ещё больше спутывало хмельные мысли. Витька скручивался, хватаясь за живот, сжимался и корчился от рвотных позывов. Как надрезанный ножом изнутри, ныл живот.

— Сдаётся, зря мы третью бутылку открыли. Водяра мне сразу левой показалась.

— Да иди ты! Думаешь, отравление? Может, просто перебрал? Он ведь за двоих сегодня!

— Нет, на него не похоже… Раньше он и за троих, и за четверых — и ничего. Ещё потом в три часа ночи рвался в центр продолжать кутить.

— Ладно. Надо что-то решать. Витёк, ты как?

Парень изможденно вытер ладонью рот и обернулся на ребят водянистыми глазками. Больные усталые веки сонной поволокой скатывались вниз.

— Я в хлам.

— Витенька, тошнит ещё?! — опьяневшая, но ещё адекватная, с растрёпанными рыжими кудрями Лика, проваливаясь шпильками в грязь, с трудом подковыляла к нему. От неё разило сладкими абрикосовыми духами. Ещё с утра этот запах возбуждал Виктора, будоражил и притягивал, но сейчас, смешавшись с лёгким духом перегара, он ничего, кроме тошноты, не вызывал. Мальчишка схватился за голову. Перед глазами, размытое, всё плыло и дёргалось. Он снова отвернулся к кустам и затрясся в очередном рвотном приступе.

— Хреново…

— Чё делать будем?

— Домой повезём, а чё ещё? Ты глянь на него.

Витя попытался подняться, но тело тут же, точно тряпичное, потеряло равновесие и поприветствовало землю.

— Не-е-е-е!.. — истошно завопил он, повторяя попытку подняться. — Там же предки! Мне от бати пипец будет!

Не домой, не надо.

— А куда ж мы тебя денем? Тут оставим?

По компании прошёлся лёгкий смешок.

— Лёшка, бери его под руки, — Влад, как видавший виды, тяжело вздохнул и присел, закидывая вялую Витькину конечность себе на шею.

Лёшик, с трудом удерживающий собственный пьяный торс на ослабших ногах, кое-как помог Владу поднять друга с земли.

— Хоть бы машину поймать какую. Говорил я, надо было в клубе посидеть. Нет, вам за город, за город, блин! На природу.

— Не-е-е-е надо… — снова завыл Витя.

— А ну угомонись, — стукнул его Владик свободной рукой.

— Скажи родакам, что колбасой траванулся.

— Так ему и поверили, — иронично хмыкнул Лёшка. — Перегар-то на гектар!

— Ты, Витёк, главное, говори чётче, — нашёлся Влад. — Советовал же я, не понижай градус!

— Да не понижал я, — отозвался наконец Виктор, до этого висевший на плечах друзей аморфным телом. — Водка, зараза, палёная! Только батя мне всё равно всыпет и разбираться не будет.

— У-у-у-у! Да он говорить может! Чтоб я так разговаривал, когда столько спиртогана в себя впихну!

— Да чё там, — Витя с трудом перевёл мутные глаза на Лёшика. — Я уже всё выблевал.

— Так, не ной, — бросил ему Влад. — Не хочу даже думать, куда тебя деть. Думать вредно. Так что едем домой. Мы и сами далеко не как стёклышки. Поэтому виси уже и молчи.

Виктор кое-как кивнул, и затем его голова, совсем как у сломанной марионетки, безвольно повисла, наклонённая вперёд.

Лёшка, кряхтя и спотыкаясь о каждую кочку, тащил опьяневшего друга. Помогавший ему Влад кое-как свободной от ноши рукой распихивал ветки деревьев, загораживающих им путь к трассе.

За городом ребята праздновали близость осенних каникул.