Александра Яки - Грусть улыбается искренне

Темнело. Свет Витька включать не стал. Он понял, что на самом деле не чувствует усталости и совершенно не хочет спать, просто головная боль буквально притягивает к подушке, а любые движения заставляют почувствовать себя десятитонной штангой. Теперь мальчишке не хотелось даже смотреть в окно: ни на крыши девятиэтажек, ни на городские огни, ни тем более на звёзды. Он было потянулся за сотовым, чтоб позвонить отцу, спросить, почему они с мамой не приехали, но передумал. Ведь, наверное, мама просто ещё злится… Почему она так уверена, что её сын наркоман? Да, он понимает, что заразиться мог только через кровь, но как? Витька не кололся. Нет, до того, как он попал в больницу, он вообще успел забыть, как выглядят шприцы.

От тяжёлых мыслей голова болела всё сильнее. Из коридора стали доноситься голоса: от высоких девчачьих до басистых мужских, шаги, топот детских ножек. Наверняка народ стекался в столовую — время ужина всё-таки. Но Витя о еде и думать не хотел, не мог даже! Как только он представлял пусть даже самый аппетитный деликатес, вся головная боль как будто скатывалась в живот и парня начинало подташнивать. Витька уткнулся носом в подушку, чтобы даже ненароком не услышать запаха пищи. А за дверью, как назло, загремели кастрюли, залязгали ложки, казалось, если постараться, то можно и чавканье услышать! Не выдержав, Виктор отвернулся к окну. В стекле отражался свет, пробивающийся через щель между стеной и дверью. За ним — тёмное, чёрное, как смола, небо. Чуть дальше, над центром города, небо переходило в другую цветовую гамму, окрашивалось красноватым туманным заревом. Над больницей висело тонкое, как кружево, белое облако. Маленькое, но такое чёткое, что казалось это и не облако вовсе, а громадная летающая тарелка неправильной формы. По углам окна, у рам, собрались сотни крохотных водяных капелек. Значить это могло одно — на улице наконец похолодало и погода всё-таки вспомнила о том, что близится зима.

В отражении Виктор увидел, как светящаяся щель становится всё шире и чья-то тень оказывается у него в боксе. Парень перевернулся, тяжёлой головой пытаясь понять, кто пожаловал. Глаза, уже немного адаптировавшиеся к темноте, распознали тонкий женский силуэт, а ещё через мгновение снежно-белый волос окончательно выдал Ингу.

— Ты чего здесь? — недоумевая, спросил Витя.

— Чай тебе принесла и сухарики с изюмом. Тебя ведь на ужине не было, — девушка отвечала тихо и, судя по интонации, слегка улыбаясь.

— Мне вообще-то хреново, поэтому я и не пришёл, — сиплым голосом пояснил парень, машинально пригладив взъерошившуюся чёлку.

— Станислав Юрьевич сказал, что иногда надо есть через силу, — продолжала Инга всё тем же тоном. Она поставила чашку с блюдцем на тумбочку рядом. — Не бойся, я не стану тебе мешать.

— Подожди, — окликнул он, пытаясь поставить подушку вертикально. Как бы плохо ни было, обижать девушку он больше не хотел. Голова «затрещала», грозя расколоться на миллион частиц. Казалось, сердце перекатилось в черепную коробку и теперь стучит там. — Слушай, сядь, — он плохо соображал и впервые в жизни не знал, с чего начать разговор. — Ты всегда такая правильная?

Инга обернулась с какой-то странной полуулыбкой.

— Смотря, что ты понимаешь под этим словом.

Мальчишка фыркнул.

— Честная. Прямолинейная. Необидчивая. Справедливая. Игнорируешь оторв и гуляк. Не общаешься с такими, как Димчик, Шпала, я…

— Разве я с тобой не общаюсь? Что ж тогда я сейчас делаю?

— Ну не в этом смысле. Ты же поняла!

Инга присела на край кровати.

— У меня нет никаких принципов, поверь. Просто если поведение человека мне неприятно, то я не стану мило болтать и улыбаться. Почему это так тебя волнует?

— Да так… Подумал предупредить, что далеко не все любят долбоёбов вроде меня, — чуть не подавившись сухарём, заявил Витька. — С такими ты разве водишься?

— Никогда особо об этом задумывалась. Зачем?

— Затем, что так положено. Затем, что нужно со всякими людьми контакт налаживать. Или рискуешь остаться в одиночестве, — заметил Виктор. — Да и вообще интересно познавать личность человека, не похожего на тебя.

— Вот именно. Сложно понять личность, если личность через каждые два слова вставляет в разговор «бля», — с некоторой иронией сказала Инга.

Витька рассмеялся, отставив уже пустой стакан на тумбочку. В руках остался последний, слегка подгоревший сухарик.

— Ой, нет, не могу больше.

— Ладно, не ешь, — добродушно разрешила Инга. — Я пойду?