Александра Яки - Грусть улыбается искренне

Витька надел красную пайту с капюшоном и, сев на постели по-турецки, набрал отцовский номер. Длинные гудки шли недолго, и родитель поднял трубку с бодрыми возгласами: «Доброе утро, страна! Уже проснулся? Как дела?!»

— Уже и позавтракал, если можно так выразиться, — скептически заметил Витя. — Вы с мамой придёте?

— Насчёт мамы не могу ничего обещать. Ты её знаешь.

Овны — они упрямые шибко, — прокряхтел отцовский голос в трубке. — А я да, вечерком загляну. Раньше никак, работа ведь, — как бы извиняясь промолвил Александр Игоревич. — А чего тебе, так скучно? Друзей не нашёл?

— Найду. Не твоё дело, — разозлился парень, потому что почти такие же вопросы ему задавали, когда он ходил в садик. — Жрать мне просто хочется.

Папа рассмеялся.

— Ну так ты привык к мамкиным деликатесам.

Конечно, теперь столовская еда не нравится! Я тебе принесу что-то перекусить, но не рассчитывай на многое, потому что надо потихоньку привыкать к больничной пище. Она полезная.

— Полезная, — вредным тоном передразнил Витька. — Спасибо, папа.

— На здоровье, — продолжал посмеиваться Александр Игоревич, делая вид, что не замечает злой иронии отпрыска.

Витька бросил трубку, пробурчав себе под нос массу нелестных слов. На тумбочке обнаружился один вчерашний сухарик, и мальчишка, отчаявшись по-людски позавтракать, принялся за него. Впрочем, в одном из карманов по идее должна была валяться десятка. Он мог бы спуститься на первый этаж и купить что-нибудь в одном из ларьков.

Но, понимая, что в сложившейся ситуации разумнее не добивать организм какими-нибудь быстрыми завтраками, Витька смирился с глупым голодным положением и, сунув сотовый в карман штанов, двинулся в восьмую палату налаживать контакты с новыми знакомыми. Он умел находить общий язык с людьми, не со всеми и не всегда, но в большинстве случаев. Виктор знал, с чего начинать беседу, чем занимать или веселить народ, что и как говорить, дабы не выглядеть придурком. Знал и как ответить, если кто-то переходил границы. А если «ответ» не принимался, то умел и наподдать. Когда Витька ходил в детский сад, мама постоянно учила его, что любой спор можно решить словами, по-доброму, без кулаков. Может, в детском саду такая фишка ещё прокатывала, но в старших классах, если не умеешь за себя постоять, рано или поздно превращаешься в «Аркашку», которого пинает всякий, кому не лень, даже девчонки. Аркашку, кстати, Витёк вспоминал без особой радости, боясь, что, существуя тут, в больнице, через некоторое время станет на него похожим.

Парень миновал столовую, где оставшиеся четыре человека мужественно боролись с кашей, и побрёл вдоль коридора, внимательно читая надписи на дверях. Из открытой палаты Витька услышал знакомые голоса — Саня воодушевлённо рассказывал какую-то, видимо, очень увлекательную историю. Виктор зашёл без стука, встав с краю.

— Там к границе подходишь, там такой вертолёт летит. Да, и охрана. Я как увидел, думаю, йомть, валить надо! Охранники такие, поняли типа, что завтыкали. Бац, смотрят на меня. Я думаю, всё, блин, капец. Жму на пробел, чтобы побыстрее тикать, а он запал! Сука, думаю, впопыхах нашарил мышку, давай давить на все кнопки. Ну, думаю, задница мне, практически весь уровень прошёл, чтоб так запороться! Жизнь почти на нуле. Сваливаю, короче, вижу: тут такая ружбайка валяется. Это я ещё в самом начале чувака завалил, а оружие не взял. Ну и теперь так кстати! Я хап ружбайку, поворачиваюсь, всех их ба-бах! А сам назад-назад, короче, на безопасную территорию! Вот так…

— Фигня. Там можно тех чуваков обойти, просто на вертолёт прыгаешь, — с лицом знатока всего и вся бросил Дима.

— Так я пробовал!

— Там надо контрл зажимать.

— Ну так а я как делал?! — Сашкино терпение лопалось. И он уже начинал сердиться на Димку, потому что тот знал явно больше. — О, Витёк! Кам он!

Виктор наконец был замечен и официально приглашён в палату товарищей. А Сашка как бы между прочим, чтобы уйти от разговора об игре, который развивался явно не в его пользу, переключился на гостя.

— Чё так скромно? Падай, мы тут на Эмкиной кровати тусуемся.

— О, ещё один, — из угла палаты послышался раздосадованный женский голос: молодая родительница, слегка усталая, как и все родители здесь, сидела у постели маленькой дочки. — Орите потише, за день от вас голова трещит.

— Ещё только утро, — хихикнул Димка и добавил уже шепотом, чтобы слышали только друзья: — Всё только начинается.

Виктор осмотрелся: палата отличалась от одиночного бокса разве что большим размером, а так на потолках — те же старые лампы с побитыми плафонами, на карнизах поверх гардин — такие же шторки-тряпочки. Несмотря на то, что на подобную общую палату приходилось два окна, светлее помещение не казалось, наверное, потому что выходило на западный сырой двор, куда солнце спускается только к вечеру. Виктор и Саня восседали на Эмминой койке, что располагалась вдоль зеленоватой стены у входа. Сама же хозяйка лежбища и гость Димка валялись на соседней пустой кровати, где никто не обитал. Матрац на ней был закатан в «рулет», а подушка, лишенная наволочки, стояла уголочком. Мамочка-тихоня с рыжеволосой дочкой ютились в дальнем углу у окошка. Малышка наверняка мечтала о карьере модельера, потому что все стены вокруг были увешаны корявыми рисуночками разнообразных цветных платьев, костюмов и шляп. Ещё одна койка пустовала, но временно, что Виктор понял из наличия кружки и маленького синего блокнота на тумбочке возле.