Андрей Портнов - Автово

И вот стою я один посреди душа, мылюсь, как вдруг в раздевалку забегает какой-то мужик и начинает пристально меня разглядывать. Видно, я ему чем-то не понравился, потому что, простояв так минуты две, он убрался с глаз моих долой.

— Странно, — подумал я и продолжил мыться.

Через несколько минут в раздевалке показался другой мужик в милицейской форме и тоже принялся меня разглядывать. Затем тоже исчез.

— Очень странно, — снова подумал я и ещё яростнее стал натираться мочалкой.

— Что-то давно уже никто не приходит, — пронеслось у меня в голове минуту спустя.

Только подумав об этом, в раздевалке снова показалась чья-то голова — на этот раз третьего мужика. Но тот убегать не стал. Он сделал кому-то знак рукой, и к нему подошли уже знакомые мне первые два мужика. Теперь они стали переговариваться между собой и показывать на меня пальцем.

— Просто прелестно! В медицинском институте у заочников практические занятия по анатомии, небось. А я тут в качестве экспоната, — подумал я и повернулся к ним задом.

Всё-таки, голым человек чувствует себя несколько беззащитным, да ещё если на него таращатся три типа. Не очень это приятно, знаете ли!

Наговорившись, двое из мужиков ушли, а один — тот, который вбежал сюда первым — пошёл прямо ко мне. В кожаной куртке идти по парной! Гадость!!!

Я на всякий случай зашёл в кабину поглубже и стал ждать продолжения. Мужик подошёл так близко, насколько позволяли ему летевшие во все стороны от меня брызги. Затем откашлялся и произнёс:

— Я из милиции. Не видели ли вы кого-нибудь здесь, пока мылись?

— Видел, — ответил я, высунув голову из кабины и стараясь заглушить своим голосом звук льющейся воды. Выключать воду я не собирался ни за какие коврижки.

— Кого?

— Да двое тут мылись, а потом ушли.

— Какие из себя?

— Да примерно моего возраста.

— А-а-а, — разочаровано пробубнил мужик. — И больше никого?

— Никого.

И поняв, что толку от меня никакого нет, он развернулся и пошёл прочь.

Вернувшись в 215-ую, я застал Рудика и Владика спящими, а мне ведь так хотелось поделиться с кем-нибудь последними новостями. Поэтому я отправился к татарам, которые в это время ещё не спали.

— О, привет, Рыжий! — сказал Наиль.

— Ты чего не спишь? — спросил Марат.

— А меня сейчас в душе милиция допрашивала! Голого! Прикиньте! Могу поспорить, что, наверное, ещё никто не давал показания голиком. Эффект потрясающий! Спрашивали про какого-то типа, наверное, про того насильника. Видать опять побаловаться решил. А вот интересно, если бы я на самом деле его видел, тогда я был бы для них ценным свидетелем. И что же, они бы меня сразу для дачи показаний увезли бы? Даже одеться не дали бы? Так голого и увезли?..

— Шёл бы ты спать, Рыжий, — перебил меня Марат, — поздно уже. А то размечтался — голый в ментовке.

Я представил себе эту картину, ужаснулся и пошёл к себе…

Тем временем уже полностью обжившиеся «школьники» всё больше и больше вкушали прелести питерской жизни. Больше всего это, конечно, относилось к Юрику, Шашину и Платону.

Если в нашей группе очаг всех пьянок и дебошей находился в 211-ой, то с тем же успехом аналогом этому у «школьников» можно было считать 213-ую. И, вообще, в стене между 211-ой и 213-ой надо было прорубить дверь — был бы один общий притон.

Особенно выделялись, конечно, Шашин с Юриком. Платон, что и говорить, отставал.

И если в нашей группе, когда все напивались до чёртиков, никаких казусов, а точнее мордобитий не было (случай с Рябушко и Коммунистом можно было считать приятным исключением), то в случае с Шашиным и Юриком этот номер не проходил.

И если они (так, случайно, конечно же) решили выпить — об этом сразу узнавала вся общага (ну, не вся, но наше крыло точно) — то мы уже знали, что вечером нас ждёт красочное представление с всякими там спецэффектами.

Так, однажды, попивая спокойненько чай в своей 215-ой, я услышал в коридоре странные звуки. Было похоже, что кто-то выбивает свой старый матрац. Однако, выбивает нещадно. Тут я вспомнил, что как раз на сегодня намечалась очередное блевание в 213-ой, сопоставил это с доносившимися потусторонними звуками и, бросив к чёрту чай, пулей выбежал в коридор. Увиденная мною картина оказалась довольно занятной. Роль матраца играл Шашин. А если выражаться точнее, то его голова. Палкой-выбивалкой был Юрик. Оба друга в совершенно невменяемом состоянии держались, боясь потерять равновесие, за стену и касались друг друга своими ручонками. Правда, Юрик касался немного сильнее. Шашин стоял плашмя спиной к стене, а Юрик, осторожно держа его за голову, бил ею об эту самую стену. Шашин, похоже, не возражал, а только продолжал что-то бубнить себе под нос. Юрику эти слова, как видно, были не по душе — вот почему голова Шашина, не смотря на сыпавшуюся штукатурку, монотонно оставляла свои следы на стене.