Андрей Портнов - Автово

На вокзале на меня подозрительно смотрели менты и ходили за мной по пятам, когда я рассматривал здешние ларьки, боясь, кабы я чего не спёр.

Впрочем, подозрительность у питерских блюстителей порядка я вызывал уже не первый раз.

Однажды, тоже на Московском вокзале, приехав, как и сейчас, встречать астраханский поезд, меня при выходе из метро остановили трое ОМОНовцев. Вот уж не знаю, что такого подозрительного в моей внешности было тогда. Вроде бы лицо моё не такое уж и страшное: прыщей и оскалов не наблюдается, так что… А в то время (да и сейчас тоже) останавливали почти всех лиц кавказской национальности и типов с бандитскими рожами. Ни к тем, ни к другим я вроде бы не относился.

Ну, окружили они меня, а один таким голосом, каким в церквях батюшки службы читают, монотонно говорит:

— Ваши документики.

Не знаю почему, но когда говорят «документики», я всегда представляю себе только паспорт. Естественно паспорт я с собой не носил, поэтому ответил:

— Нет у меня с собой никаких документов.

— Так… сколько лет?

Я знал, что выгляжу моложе своих лет, поэтому запросто мог что-нибудь соврать. Помню даже один случай, когда нам с Рудиком в Петродворце хотели протянуть два детских билета, на что я, оскорблённый в лучших чувствах, гордо заявил, что мы — студенты! А после укорял себя, что не взял такие дешёвые билеты…

— Двадцать, а что? — ответил я ОМОНовцу.

— Так… а почему же тогда документиков с собой не носите.

— Не считаю необходимым.

— Это как же так? — удивился ОМОНовец. — Документики должны быть обязательно! Ладно, — он решил сменить тему и снова по-заученному затянул:

— Огнестрельное, холодное оружие, наркотики при себе имеете?

Я от опупения просто врос в землю.

— Вот тебе и весь сказ! — подумал я. — А как же, целый пулемётик под пиджаком прячу!

Моё второе «я» подбивало меня сказать ему «Да» и посмотреть, что из этого получится. Потом вдруг подумалось, что меня будут обыскивать, а чтобы найти наркотики, натравят на меня специальных служебных собак. А ещё лучше свиней! Я где-то читал, что у свиней нюх (а особенно на наркоту) более обострён, чем у собак, и сейчас таможня некоторых стран использует с успехом именно свиней.

Мысль о том, что меня будет обнюхивать какая-то свинья, мне сразу не понравилась, поэтому здравый смысл заставил сказать меня «Нет».

— А что у вас в карманах? — спросил всё тот же ОМОНовец.

— Ну, вот, — размышлял я, — и какая им разница от моего ответа. Можно подумать, что им кто-то отвечает «Да».

— Личные вещи, — обобщил я.

ОМОНовец подошёл ко мне, велел расставить руки и принялся по мне шарить. Мимо проходил народ и с интересом поглядывал в нашу сторону, а некоторые сердобольные бабульки укоризненно качали головой.

Нет, какое хамство — при всех меня лапать, а я стоял и ничего не мог поделать.

— А это что? — мужик обнаружил в кармане что-то твёрдое.

— Очки! — честно ответил я, не уверенный, что после его обыска они ещё не треснули.

— Достаньте.

Я полез в карман и вместе с очками достал свой студенческий билет, который лежал там же. Тут мне вспомнилось, что на нём есть моя фотография, а значит, это документ, удостоверяющий личность.

— А вот, кстати, студенческий, — невинным голосом произнёс я, — подойдёт?

Мужик набросился на него как коршун на падаль.

— А что же вы раньше молчали? — упрекнул он меня и, посмотрев на фотографию, вернул студенческий обратно со словами:

— Можете идти, — и нехотя отдал честь.

— Ну, надо же, — ухмылялся я про себя, — если я студент, то и оружия у меня при себе быть не может — сразу отпускают!..

Сейчас, вспомнив этот случай, я невольно улыбнулся и посмотрел на надоевших мне ментов. Как будто специально кольцо в носу вызывающе блеснуло на солнце. Менты подозрительно напряглись, но, видя, что я, похоже, ничего дурного не замышляю, расслабились. Я же, не обращая на них внимание, потопал к нужной мне платформе.

А вот и долгожданный астраханский поезд с посылкой на моё имя. Вот из вагонов выползают провинциальные астраханские бабы.

Я полез в свой вагон, как вдруг короткий, но резкий крик «О, Боже!» заставил меня и окружающих круто остановиться.

Орала баба, выходящая мне навстречу. Казалось, что её децибелы разнеслись в радиусе на несколько километров вокруг. Причину столь отчаянного крика души выяснить было совсем не трудно, поскольку баба в упор таращилась на меня, а её губы, похоже, шептали слова молитвы.