Андрей Портнов - Автово

Рудик этого сейчас не замечал, теперь он ходил по общаге весь какой-то окрыленный от одной мысли, что его приняли на работу в филармонию, и теперь он хоть до изнеможения может каждый день слушать свои любимые этюды и сонаты. Я же не очень этому радовался, главным образом из-за зарплаты, которая была настолько мала, что я даже не буду здесь о ней упоминать. Все мои надежды были на чаевые, которые нельзя не брать. И, вообще, я пошёл на это только ради интереса.

Глядя на нас, Владик тоже решил заработать. И не из-за того, что у него появились финансовые проблемы (в этом семестре он был богаче нас с Рудиком вместе взятых), а из-за ещё одной характерной его черты.

Владик любил попугайничать. Сколько раз он сам говорил нам, что стоит ему пойти, допустим, с Лариской в город, то что бы та ни купила, Владик обязательно покупал то же самое. А потом у нас на окне долгое время лежали и, в конце концов, тухли никому не нужные продукты. Короче, если кто-то на что-то решался, то Владик немедленно начинал думать, что, оказывается, это что-то — жизненно-необходимая вещь, и удивлялся, как он, вообще, раньше мог без этого обходиться!

И вот сейчас побежал наш сосед в свой вояж. И вскоре до нас донеслась весть, что он нашёл работу в театре комедии и теперь громко назывался декоратором или монтажником сцены…

Наступил долгожданный день открытия сезона в филармонии. Среди прочего сброда петербургских студентов сидели мы с Рудиком и слушали последние наставления Прасковьи. Выяснилось, что, среди прочего, старушка оказалась вдобавок склеротичкой и маразматичкой. Забывая, что говорила минуту назад, она снова в сотый раз повторяла нам, как правильно обслуживать клиентов, пока не отвела нас на рабочие места. Нам достался гардероб на первом этаже, где одновременно могли работать два человека. Благодаря этому на нашем рабочем месте кроме меня и Рудика никого не было, чему мы с ним были очень рады. Единственным минусом было то, что наш гардероб был первым, бросающимся в глаза всем посетителям, из чего следовало, что недостатка в них мы испытывать явно не будем. Другие же гардеробы были или за многочисленными поворотами или на втором этаже.

Честно говоря, в первый раз я очень волновался, и было отчего. На открытие сезона давали какой-то потрясающий концерт (не для меня, конечно, потому что я в этом деле ничего не понимаю, зато Рудик был на грани экстаза). Короче, народу должно быть прорва.

И вот открыли дверь, и оттуда ломанулись весёлой толпой первые клиенты. Разумеется, почти все попёрлись к нам. Не забывая постоянно улыбаться и всем говорить «Пожалуйста», протягивая им номерки, я пытался сохранить внутреннее равновесие. А потерять его мне было очень легко, главным образом из-за того, что у меня уже начали болеть лицевые мышцы из-за постоянно растянутых губ.

— Надо будет в следующий раз вставить в рот какую-нибудь распорку, — подумал я.

И вдруг краем глаза я заметил, как Рудику вместе с одеждой протянули сто рублей. Причём это было проделано так мастерски, что со стороны, если бы я не смотрел в этот момент на него, вообще, ничего не было заметно.

Рудик радовался как маленькая девочка своему первому тампону. И хотя это было всего лишь сто рублей, мне стало ужасно завидно.

Я улыбнулся ещё пошире и с ещё большей остервенелостью стал обслуживать очередных клиентов. Быстрота обслуживания всегда вознаграждается, только вознаградили не того — Рудику опять всучили сотню, а немного погодя аж двести рублей.

Мне стало нехорошо.

— Ещё немного, — думал я, — и он сможет на халяву съесть целое мороженное. А я?

Не знаю, зачем мне было мороженное, но получить из принципа хоть что-то требовали мои не в меру возросшие сейчас амбиции.

— Нет, ну, надо же, ему-то за что? — возмущался я про себя, глядя на распирающегося от гордости Рудика. — А чем я хуже?

Поставив этот вопрос перед собой ребром, я со скоростью ракеты летал между клиентами и вешалками и чуть не умер, когда Рудику всучили пятьсот рублей.

От разрыва сердца меня спасло лишь то, что начался концерт, и в вестибюле в мгновенье ока не осталось ни одной живой души.

Злой как чёрт я опустился на стул и с кровожадным взглядом стал наблюдать, как Рудик пересчитывает чаевые. Это было невыносимо. К тому же я устал как собака (всё-таки, первый день) — как я и предполагал, наш гардероб оказался заполнен до отказа, не было ни одной свободной вешалки. Губы болели. Растирая их, я заметил, как входная дверь открылась, и в вестибюль вбежали две запыхавшиеся тётки.