Денис Гуцко - Бета-самец

Пришел новый призыв, и ко мне прикомандировали салабона. За оставшийся без малого год я должен поднатаскать его в писарском деле и по возможности научить рисовать. Салабона зовут Леша Ломов, но на прозвище Лом он не тянет: ажурно тонок, огромные синие глаза, как у принцесс из мультфильмов, и бледные женские пальцы. Окрестили моего салабона Лёликом. В полном варианте — Лёлик-Болик, как польскую жвачку. Еще один везунчик.

Первое время после карантина, уже откомандированный к штабу, Лёлик ночевал в казарме, в минометном взводе. Как и следовало ожидать, тамошние деды не снесли у себя под носом бесхозного салагу, с побудки до отбоя прохлаждающегося с бумажками. После того как Лёлик явился ко мне из казармы, хромая на обе ноги — минометчики настучали по голеням, — я определил ему для ночлега предбанник оружейной комнаты. Не ночевать же в одной комнате с салабоном. Тем более Антон оставался у меня все чаще.

Рисует Лёлик плохо. Перерисовать что-нибудь в карандаше кое-как может, да и то, пока нарисует, резинкой протрет бумагу до дыр. Но рисовать с натуры не научится никогда. Так же, как писать без ошибок, не подглядывая в словарь.

Я подумываю о том, чтобы попросить Стеблину подыскать мне другого преемника. Хотя Лёлика мне искренне жаль. Тот, в свою очередь, догадывается о моих сомнениях. Переживает и всячески лебезит.

Не помню, как и когда это началось. Но точно без меня. Без моего участия.

Лёлик вначале немного упирался.

— А разве Антон тоже мой дед? — спросил он как-то, заканчивая с моими сапогами.

К тому времени, как он это спросил, Лёлик уже несколько месяцев исправно менял нам с Антоном подшиву, чистил наши сапоги. Сначала управлялся в штабе, с моими сапогами и кителем. Потом бежал к Антону. Ужин нам носил из столовой. Когда Антон оставался на ночь в штабе, Лёлик будил нас утром, прибирал за нами постели. Постучится, войдет.

— Через десять минут построение, — скажет, к примеру.

Поставит сапоги поближе к матрасам. И стоит, позевывая, ждет, когда мы отправимся в туалет и ему можно будет за нами прибраться.

Я лишь позволял Лёлику салабонствовать. Только и всего. Ни разу пальцем не тронул. Всё устроил Антон. Скорей всего, ему это не стоило особых усилий. Несколько раз просил меня прислать Лёлика в особый отдел после отбоя — помочь: то пол помыть, то смазать петли сейфа. После чего Лёлик и начал подшивать, чистить и прибирать. Могло даже обойтись без рукоприкладства. Только однажды, перед умывальником в туалете, я заметил у него синяки на ребрах. Но почем знать, откуда были те синяки. Кто-нибудь мог и в столовой приложиться, и в бане: большие глаза его были вызывающе сини, а силуэт волнующе тонок.

И все же в сравнении с жизнью остальных салабонов у Лелика был тихий семейный курорт.

Но вот мы сидим у меня в писарской: сейчас Лёлик дочистит сапоги, и спать, — и вдруг он спрашивает, размазывая гуталин:

— А разве Антон тоже мой дед?

Какого хрена?! Почему он спрашивает меня об этом?!

Притворяюсь, будто у меня так зачесалось между лопаток, что я слова не могу сказать, пока не почешу.

— Я понимаю, ты. Я к тебе назначен, — говорит Лёлик, пока я заламываю руку к лопаткам. — Ты меня учишь всему.

Он откладывает сапог, подходит и чешет мне спину. Залазит прямиком под майку и чешет. Старательно, сначала левую лопатку, потом между лопатками, потом правую… Молчу и боюсь пошевелиться. Жду, когда он закончит.

— А Антон? — продолжает рассуждать Лёлик. — У него даже подразделение другое. А? Он же особый отдел… Всё? — интересуется он, но руку из-под майки не вынимает.

— Спасибо, — отвечаю. — Всё.

— Мы с тобой при штабе, — чувствуя, что со мной это можно, Лёлик присаживается на краешек стола. — А он при особистах. Вот и получается, что он мне никакой не дед. Или как, Саш? Он, конечно, твой друг… Но мне и другие говорят…

— Что говорят?

— Говорят: чего ты Антону все делаешь? Он тебе никто. Он тебе не дед.

Хорошо бы сейчас застрелить Лёлика. Прошить очередью фигурно, восьмеркой или крестиком, как старший по стрельбам прошивает мишень на стрельбище, когда в распечатанном цинке остаются патроны. А лучше взорвать. Вынуть из стола гранату, выдернуть чеку и всучить Лёлику: «Беги к сопкам. Так будет лучше для всех».

— Я ничего не говорю. Другие вообще вешаются. В первой роте вон по четыре деда на одного. Но все же… Я даже не против, что тебе самому до деда еще два месяца. Мелочь. Подумаешь, два месяца. Я как бы насчет порядка…