Юрий Красавин - Русские снега

— Не возноситесь в гордыне и не тщитесь постигнуть мудрость Божью… Что нам делать ныне? Не утвердиться ли на единении и не постоять ли за чистую и непорочную веру Христову, за святую церковь Богородицы и за многоцелебные мощи наших чудотворцев… Главное помните: не предавайтесь унынию или отчаянию — это великий грех. И не забывайте молиться…

Над папертью храма сквозь снеговую толщу светило солнце. Ваня спустился по белым ступеням её и сел на деревянную скамеечку, словно для него тут вытаявшую, — раньше не было её! — та скамья оказалась тепла, под нею из-под снега выбивались кустики зелёной травки, и одуванчики цвели.

Ваня сидел, дивился: вот ступени вверх, вот ледяные в изморози двери… всё въяве. Не было возможности окинуть взглядом эту церковь, чтобы видеть внешний облик её — или у неё только облик внутренний? В этом заключался какой-то скрытый смысл, но понять его не было у Вани сил.

Маруся тоже вышла и села рядом с сыном на эту скамью; она так полна была только что пережитым, что тоже обессилела.

Из открытых дверей снежного храма по-прежнему доносилось тихое пение, ласкавшее не столько слух, сколько сердце.

И вот то, что произошло потом, каким-то странным образом расслоилось… распалось. При единстве времени и места происходил нечто, воспринимавшееся каждым по-своему, — это как если бы с разных сторон смотрели на один предмет, а видели один, скажем, рыбу, а другой лошадь, третий — просто дерево под ветром.

Горбунья Ольга вышла на паперть, когда ни Маруси, ни Вани тут не было: уже ушли. Ольга услышала отдалённый шум, который постепенно нарастал, становился дробным — было похоже, что мчался табун лошадей, причём очень большой.

Махоня и Анна, вышедшие к ней, тоже услышали этот конский топот, который был уже близко. Он накатывался лавиной, как накатывается на берег вал воды.

Из снега словно выломился прямо перед ними всадник; на лошадке маленькой, косматой, он сидел, вцепившись, как клещ, сгорбившись, и так был залеплен снегом, что и не разглядишь, человек ли это. Старухи и горбунья отшатнулись к дверям, а он осадил лошадь как раз возле паперти, ощерил рот — лицо мокрое, глаза узкие, раскосые, малахай нахлобучен на брови — пролопотал быстро, как в бреду:

— Ля илаха илля Аллах… Мухаммад расуль Аллах!

После чего хлестнул гривастую мохноногую лошадку и опять воткнулся в снег.

Стоявшие на паперти перекрестились, говоря одна за другой: «Нечистая сила», и вошли в церковь, притворили за собой дверь.

Конский топот морским прибоем ударил в стены храма, сверху посыпался снег, сильный ветер подул откуда-то, погасил свечи перед иконами…

А Маруся с Ваней миновали ту ель, что росла на канаве и служила недавно киотом для Ольги, когда до них донёсся отдалённый шум. Они остановились, прислушиваясь: шум нарастал, приближался. Явственно различили они в стороне напористый рокот, становившийся всё ближе и ближе.

— Трактор, что ли? — озабоченно предположил Ваня. — Они ж слепые, этак наедут на деревню, задавят кого-нибудь… или нас.

А Маруся явственно слышала не рокот мотора, а рычание неимоверно большого зверя. Белая кутерьма заклубилась впереди, сминая обрушивая подснежный ход, проторённый Ольгой столь старательно, и надвинулась на них.

— Стойте! — закричала Маруся и кинулась вперёд, подняв руку, как боярыня Морозова на картине Сурикова, то ли грозя, то ли проклиная, то ли считая, что так она остановит это неудержимое движение неведомо чего.

Но остановилась сама, поражённая тем, что как раз перед нею высунулась из снега громадная когтистая лапа — каждый коготь с полено! — делая размеренный шаг. А над когтями — движущая масса гигантской ноги, покрытой костяными пластинами плашками, а выше — бок чудовища в панцире.

Она мгновенно поняла: огромный доисторический ящер или дракон, каких рисуют в книгах или показывают по телевизору, ползёт на них, громыхая костяными пластинами панциря и хребта, скребя по мерзлой земле, и где-то вверху — по крайней мере три пасти изрыгают рычащие звуки.

А Ваня увидел: первая рокочущая машина, вся залепленная снегом, ворвалась в подснежный ход, пересекая его наискось. Если б не рёв мотора, было б похоже на движение снегового потока. Однако Ваня различил вращающиеся колёса и блестящие траки гусениц.

— Танки! — глазам своим не веря, выговорил он.